Я слыхала о чудесах, но никогда не видела ни одного; я была изумлена.Я постояла, дожидаясь Альфонсо. Потом мы вместе вернулись на наше место.Епископ передал реликварий обратно священнику и благословляющим жестом перекрестил сначала моего деда, потом прочих членов королевской семьи.Хор запел. Старый король встал, немного неловко. Стражники покинули свои места у трона и вместе с королем направились к выходу из церкви, где нас ожидали экипажи. Как всегда, мы двинулись следом.Обычай требовал, чтобы все прихожане, включая особ королевской крови, оставались на месте до завершения церемонии, пока каждый присутствующий не подойдет и не поцелует реликвию; но Ферранте был слишком нетерпелив, чтобы дожидаться простолюдинов.Мы вернулись в Кастель Нуово, огромное кирпичное здание в форме трапеции, дворец, возведенный двести лет назад Карлом Анжуйским. Он сначала убрал рассыпающиеся останки францисканского монастыря, посвященного Деве Марии. Карл ценил безопасность превыше изящества: на каждом углу замка, который он назвал Мачио Ангиомо (Анжуйская крепость), высилось по массивной круглой башне; их зубчатые вершины врезались в небо.Дворец стоял прямо над заливом, так близко к берегу, что в детстве я часто высовывала руку в окно и воображала, будто глажу море. С моря дул утренний бриз, и я, сидя в экипаже между Альфонсо и Изабеллой, с удовольствием вдыхала соленый морской ветер. Невозможно жить в Неаполе и не видеть моря, а видя — не полюбить его. Древние греки назвали этот город Партенопеей, в честь сирены, полуженщины, полуптицы, которая от неразделенной любви к Одиссею бросилась в море. Согласно легенде, волны вынесли ее на неаполитанский берег; но я даже в детстве знала, что она кинулась в воду вовсе не из-за любви к мужчине.Я убрала вуаль, чтобы глубже вдохнуть воздух. Наслаждаясь видом — вогнутым полумесяцем залива с темно-фиолетовым Везувием на востоке и с овальной крепостью Кастель дель Ово на западе, — я встала в экипаже и обернулась. Изабелла мгновенно дернула меня, заставляя сесть. Впрочем, сама она при этом сохраняла невозмутимое, царственное выражение лица, с расчетом на зрителей.Наш экипаж с грохотом вкатился в главные ворота замка; по бокам от них высились башня Стражи и Средняя башня. Башни соединяла беломраморная триумфальная арка Альфонсо Великодушного, возведенная моим прадедом, дабы увековечить его победоносное вступление в Неаполь в качестве нового правителя. Это было первое из множества новшеств, произведенных им в разрушающемся дворце, и как только арка была завершена, прадед перенес свою резиденцию в Кастель Нуово.Когда мы проезжали под более низкой из двух арок, я взглянула на барельеф, изображавший Альфонсо в его экипаже и приветствующих его дворян. Высоко наверху — так, что она поднималась выше башен, — статуя Альфонсо вскинула руку к небу; король был полон сил и воодушевления. Я тоже чувствовала воодушевление. Я была в Неаполе, со мной были солнце, море и мой брат, и я была счастлива.Я и подумать не могла, что меня когда-нибудь лишат этой радости.Как только мы очутились во внутреннем дворе и главные ворота закрылись, мы вышли из экипажей и направились в Большой зал. Там стоял самый большой стол в мире, накрытый для пира. На нем красовались вазы с оливками и фруктами, всевозможный хлеб, два жареных кабана с апельсинами в пасти, жареная фаршированная птица и разнообразные дары моря, включая сочных маленьких лангустов. Еще там было много вина «Лакрима Кристи», «Слезы Христовы»; это вино делали из греческого винограда, растущего на плодородных склонах Везувия. Нам с Альфонсо вино разбавляли водой. Зал был украшен всяческими цветами. Огромные мраморные колонны были задрапированы полотнищами золотой парчи с отделкой из синего бархата, а по ним вились гирлянды пунцовых роз.Нас встретила наша мать, мадонна Трузия; мы побежали к ней. Старый Ферранте любил ее, и его нимало не волновало, что она родила моему отцу двоих детей без благословения церкви. Как всегда, она поцеловала нас и обняла. Я подумала, что она — самая красивая женщина здесь. Она прямо-таки сияла, невинная золотоволосая богиня среди стаи коварных ворон. Как и ее сын, она была добра и простодушна и думала не о политических преимуществах, которые она могла бы приобрести, а о любви и утешении, которые она могла дать. Она села между мной и Альфонсо, а Изабелла — справа от меня.Ферранте сидел во главе стола. На некотором отдалении за ним высилась арка, ведущая в тронный зал, а оттуда — в его личные покои. Над аркой висело огромное полотнище с королевскими знаками Неаполя, золотыми лилиями на темно-синем фоне, — флёр-де-лис, унаследованный со дней правления анжуйцев.В тот день эта арка обладала для меня особой притягательностью; она была моей дорогой к открытию.Когда пир закончился, позвали музыкантов и начались танцы, а старый король наблюдал за ними с трона. Мой отец, даже не взглянув на нас, детей, взял нашу мать за руку и повел танцевать. Я воспользовалась общим весельем, чтобы ускользнуть от утратившей бдительность Изабеллы и доверить брату свою тайну.— Я собираюсь найти мертвецов Ферранте, — сказала я ему.Я вознамерилась войти в личные покои короля без его дозволения — непростительное нарушение этикета даже для члена семьи. Для чужого человека это было бы государственной изменой.Глаза Альфонсо над кубком сделались круглыми и большими.— Санча, не надо. Если тебя поймают, я даже не знаю, что сделает отец.Но я уже много дней боролась с нестерпимым любопытством и больше не могла сдерживать его. Я слыхала, как одна служанка говорила донне Эсмеральде, моей няньке, жадно собирающей слухи о королевской семье, что это правда:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22