– Это брат Анд ре, – последовал ответ, шепотом, чтобы не разбудить остальных. – Можно войти?
– Конечно.
Тонкая деревянная дверь приоткрылась, и в щель шириной не более локтя бесшумно проскользнул пожилой горбатый монах. Трепещущий свет лампады освещал его лицо, оттеняя морщины вокруг рта и глаз, придававшие ему чуть ли не вампирский вид.
– Брат Мишель, – прошептал старик напряженным, таинственным голосом. – Отец Шарль серьезно болен. Он послал за тобой.
Мишель мгновенно вскочил, сорвал рясу с крючка на стене и натянул ее на себя. Воспоминание о сне тут же исчезло, уступив место беспокойству.
– Болен?
Брат Андре перекрестился и еле слышно выдохнул одно-единственное зловещее слово:
– Чума.
III
Священника уже перенесли из монашеской кельи в более удобное помещение: в комнату для гостей, обставленную мебелью, достойной украсить жилище знатного горожанина; там была настоящая кровать с периной и подушками. Рядом, на изящном резном столике горели в шестирожковом подсвечнике две свечи, отбрасывая неровный свет.
Однако отец Шарль, судя по всему, был не в состоянии оценить смену обстановки; он метался на постели, стеная, дергая руками и ногами, мотая головой из стороны в сторону. Иногда его глаза крепко закрывались, иногда широко распахивались, и тогда в них стоял ужас от какого-то жуткого видения, явившегося ему.
Рядом с кроватью сидел на табурете другой монах. Он тоже был старше Мишеля, ему уже шел четвертый десяток.
Когда сопровождавший Мишеля брат Андре удалился, доминиканец, ухаживавший за больным, встал и сделал предостерегающий жест рукой. Приглушенным голосом, словно не желая, чтобы пациент слышал его, он сказал:
– Это чума. Вы уже…
– Это не важно. – Мишель подошел к постели. – Я помогу ухаживать за ним.
Отец Шарль хрипло закашлялся. Доминиканец тут же приподнял его за плечи и приложил к его губам платок.
Аккуратно стирая с бороды и усов отца Шарля мерзко пахнущую смесь крови и мокроты, монах тихо сказал Мишелю:
– Тогда с еще более глубоким сожалением скажу тебе: это чума худшая из всех видов чумы. Это та, что селится в легких. Почти все заразившиеся ею умирают. Если Господь хочет прибрать его к себе, мы узнаем об этом дня через два. Я уже позвал священника.
Поначалу Мишель не почувствовал никакой скорби, лишь холодное, глубокое удивление. Потом вдруг вспомнил, что нужно сделать выдох, и, осознав это, испытал почти непереносимую душевную боль. Но как-то справился с нею и не заплакал. Монах, однако, заметил его состояние и сказал извиняющимся голосом:
– Вспышки все еще случаются, особенно в деревне. Виноваты воздух и эта странная внезапная жара…
– Мишель? – задыхаясь, произнес Шарль и распахнул невидящие глаза, шаря руками в темноте. – Это Мишель?
Мишель тут же кинулся к нему и сжал в ладонях горячую, влажную руку священника. Кожа и губы Шарля приобрели серый оттенок. На лбу и серебристых усах капли пота блестели, как тысяча сверкающих крошечных драгоценных камешков.
– Я здесь, святой отец, здесь. Я останусь с вами и буду молиться за вас всю ночь.
Услышав голос племянника, священник затих. Мишель повернулся к монаху и негромко сказал:
– Иди спать, брат.
Монах кивнул и вышел. Мишель сел на табурет, не выпуская руки Шарля.
– Я здесь, святой отец, – повторил он. – Я не…
– Это моя самонадеянность, верно? – задыхаясь, проговорил священник и попытался сесть. Мишель встал и ласково уложил его. – Да помилует Господь мою душу!
Он сильно закашлялся. Мишель помог ему сесть, и, придерживая священника за плечи, свободной рукой взял оставленный монахом платок и приложил его к губам больного.
Приступ кашля продолжался довольно долго. Шарль дышал тяжело, с хрипами. Когда кашель прекратился, Мишель отнял платок, окрасившийся в опасный ярко-красный цвет, и уложил больного на подушки, чтобы он мог отдышаться.
– Благословляю тебя, Мишель, – сказал отец Шарль, просветлев лицом. – Ты мне и вправду как сын…
Мишель распрямился, снял с пояса четки и встал на колени.
– Я буду молиться за вас, святой отец. Если вы в состоянии, молитесь вместе со мной. Благословенная Дева, заступись за раба своего Шарля, чтобы миновали его страдания и здоровье вернулось к нему. О, Пресвятая Матерь Божия…
– Она! – в безумии прорычал отец Шарль. – Это она сделала это со мной!
Услышав эти кощунственные слова, Мишель в ужасе перекрестился.
– Это ее работа, ты разве не видишь? – продолжал Шарль с такой яростью, что брызги слюны попали на лицо Мишеля. – Это часть ее колдовства!
Только теперь Мишель понял, что священник говорит об аббатисе, а не о Богоматери.
Как ни странно, он сохранил спокойствие и, встав с колен, ласково, но твердо уложил священника обратно на подушки.
– Не беспокойтесь, святой отец. Бог сильней дьявола. Он защитит нас и вылечит вас.
– Ни Бог, ни дьявол не имеют с этим ничего общего! – вскричал священник, напрягая мышцы и сверкая глазами. – Ты не представляешь себе, насколько она сильна или в каком отчаянии… Я был самым настоящим идиотом, когда думал, что смогу сделать так, что она не увидит… А епископ, епископ! Ты должен быть осторожен, ты не должен доверять… скорее Кретьен пожелает увидеть тебя мертвым… Я не могу удержать… О какой же я самонадеянный дурак! Можешь ли ты простить меня? Можешь?
И он заплакал, да так жалобно, что в конце концов Мишель сказал:
– Конечно же, я прощаю вас. Конечно. А теперь успокойтесь. Не надо говорить такого ни о себе, ни о добром кардинале. – И он уложил Шарля на подушки, бормоча: – Тихо, святой отец, тихо…
Наконец глаза священника закрылись, а тело расслабилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18