Роберт прискакал один, без сопровождения. Элейн встретила его в большом зале, где собрались все домочадцы. Он вошел пошатываясь, и она сразу поняла, что он пьян. С тех пор как она видела его последний раз, прошло два года.
Элейн напряженно следила за ним, сидя на возвышении у стола. Рядом с ней сидела Ронвен и другие дамы ее свиты. Подойдя к ней ближе, Роберт прогрохотал:
– Разумеется, тебе известно то, что я намерен довести до твоего сведения. – Он стоял, подперев руками бока, выставив вперед ногу. Его щегольское дорожное платье было забрызгано грязью, рубаха на груди почернела от пота.
– Разумеется, нет. – Она старалась, чтобы голос не выдал ее волнения.
– Твое гадание на огне ничего тебе не подсказало? – Он говорил намеренно громко, чтобы его все слушали и молчали.
Священник, сидевший рядом с Элейн, тихонько ахнул. Она сжала кулаки:
– Что ты хочешь мне сказать?
Роберт захохотал:
– Так ты, оказывается, ничего не знаешь! Странно. Ты, как я вижу, вполне счастлива, но погоди, сейчас твоему счастью придет конец! – Он посмотрел на нее, как на больную, без всякого сострадания. – Я разобью твое сердце!
Элейн чувствовала, как внутри нее нарастает смертельный ужас.
– Ты хочешь устроить тут публичное представление? – произнесла она холодно. – Тогда поспеши, скоро позовут к ужину.
«Отвернись от него, пусть он глядит тебе в спину. Не доставляй ему такого удовольствия. Он не должен видеть, как тебе больно», – пронеслось у нее в голове.
Она знала. Она знала все уже целую неделю. И сердце ее уже давно разрывалось.
Роберт ехидно хихикал. Он шагнул к возвышению, но не попал на него ногой и, пошатнувшись, сел на край ступеньки. Он сидел там, тупо обводя глазами большой зал. Потом снова раздался его голос. Безумно хохоча, так, что слезы катились у него из глаз, Роберт произнес, словно выдавливая из себя слова:
– Он мертв, любимая моя. Твой король умер! Я был с королем Генрихом, когда ему принесли из Шотландии эту весть. Мы решили, что надлежит немедленно сообщить тебе о том, что случилось…
Его голос звучал все глуше, сливаясь с шумом, рвавшимся ей в уши, гудевшим в ее голове, ослепляющим ее. Поднявшись, она сделала шаг вперед и тут же почувствовала, как чья-то рука обвилась вокруг ее таллии. Элейн выпрямилась.
Она не заплакала. Ронвен была рядом. Элейн медленно спустилась по ступенькам и, не глядя на корчившегося от смеха мужа, проследовала через весь зал к дверям.
Войдя в часовню, она опустилась на колени, на цветные глиняные плиты пола перед алтарем. Она знала, что снаружи ее ждет Ронвен. У статуи Святой Девы горели свечи, но Элейн не видела их. Она ничего не видела перед собой. В ее душе была пустота и страшная, неописуемая боль.
Спустя несколько часов за ней пришел Роберт. Он наелся и опять выпил, но на ногах держался тверже. Наугад забредя в часовню, он увидел там Элейн. Она все еще стояла на коленях, ее глаза были закрыты, на бледном лице застыло страдание.
Схватив ее за руку, он рывком заставил ее подняться.
– Хватит молиться! Пора уделить внимание и мужу!
Она устало посмотрела на него.
– У меня нет мужа, который заслуживал бы моего внимания.
– Нет? – Его губы сложились в злобную усмешку. – Тогда, возможно, вот что привлечет твое внимание к нему. – Страшным ударом рукой в перстне он рассек ей щеку; из раны горячими каплями потекла кровь.
– И ты посмел ударить меня здесь, перед Святой Девой Марией… – Элейн попятилась к нише, где стояла статуя и горели свечи.
Дверь позади них с грохотом захлопнулась, но они не услышали. Воздух гудел от ненависти.
– Я буду бить тебя, где пожелаю!
Она не могла бороться с ним, и никто в доме не смел приблизиться к нему. Роберт протащил ее через весь внутренний двор, а дальше – по крутой лестнице в надвратную башню, мимо слуг и чужого люда, мимо мужчин и женщин, широко открытыми глазами наблюдавших эту сцену. Он заволок ее в покои, издревле принадлежавшие владетельному лорду, хозяину замка. В них когда-то жил Джон. Элейн еще никогда не спала в этой спальне. Тут, в полумраке, стояла огромная кровать, не застеленная, грязная, без полога. Внутри нее, в старой перине уже давно завелись мыши. Пол был голый, его давно не застилали травой.
Элейн даже не пыталась сопротивляться. Она безвольно позволила ему сорвать с нее одежду; не боролась, когда он связывал ей руки; словно окаменелая, стояла перед ним на коленях, и он, нависнув над ней, велел ей открыть рот. Потом она лежала со связанными руками на голой, грязной перине, а он терзал ее, грубо погружаясь и погружаясь в нее, и ей было больно. Но вскоре сознание у нее помутилось, и она перестала ощущать издевательства над своим несчастным, поруганным телом.
Когда Ронвен на рассвете нашла Элейн, ее руки были еще связаны. Мужа с ней не было. Роберт, насладившись, еще несколько часов проспал на ее распростертом, бесчувственном теле. Пробудившись, он спустился вниз – ему захотелось сполоснуть горло вином.
– Ты по-прежнему запрещаешь мне его убить? – Поджав губы, Ронвен маленьким ножом перерезала веревки, которые опутывали руки Элейн.
– Какая будет польза от его смерти теперь? – Пальцы ее были белые, бескровные. Она безучастно смотрела на свои руки, пока Ронвен осторожно растирала их, боясь причинить ей боль.
– Зато ты навсегда освободишься от него.
XII
Спустя неделю Элейн получила письмо от Малкольма Файфа. Когда прибыл гонец, Роберта не было, он катался верхом, и Элейн была благодарна такому случаю. Читая письмо, она плакала. Оно было вежливое и короткое и передавало только факты.
Когда корабль Александра стоял на якоре в заливе Обан, он внезапно заболел лихорадкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182