Но, сколько я ни искал, следов копыт огромного коня так и не обнаружил, зато заметил следы молодого льва.
В здешних местах берег низкий, почти плоский, зачастую заболоченный, и мы не всегда ехали у самой воды; но когда это все же случалось, нигде вдали не было видно никаких островов, хотя, мне кажется, в такой ясный летний день мы должны были бы их увидеть. В первый раз мы перекусили, не слезая с коней; потом сделали привал у ручья с очень чистой и вкусной водой. Мы стреножили коней и развели костер, чтобы сварить обед. Мы уже покончили с хлебом и маслинами и как раз решали, не разбить ли здесь лагерь, когда Ио заметила всадников.
Она закричала, указывая на них рукой. Спускались сумерки, так что всадников различить было трудно, особенно если перед этим смотреть на огонь. Впрочем, через минуту я уже хорошо видел их на фоне деревьев, которые росли вдоль ручья: девять человек, вооруженных копьями. Эгесистрат встал и поздоровался с ними на фракийском наречии, а я проверил, легко ли выходит мой меч из ножен, заметив, что и чернокожий шарит рукой в поисках своих дротиков. Надо отметить, что у Эгесистрата, у меня и у чернокожего имеется по паре очень хороших дротиков; Ио говорит, что Эгесистрат купил их в Пактии, городе, оставшемся позади, на юго-востоке. У Эгесистрата еще есть легкий боевой топор с длинной рукояткой – обычное оружие мидийцев, – украшенный золотыми инкрустациями и накладками. У чернокожего имеется обоюдоострый кинжал, тоже, по-моему, мидийской работы, но с бронзовой отделкой, как и мой меч.
Когда Эгесистрат заговорил, он поднял чашу с вином, и я понял, что он предлагает всадникам выпить с нами вина. Один из фракийцев что-то ответил.
Я не понял, что именно, но по его тону догадался, что он от угощения отказывается. Я шепотом сказал Ио, что от нее в схватке все равно никакого проку, и велел спрятаться на берегу. Она кивнула и как будто подчинилась – отошла от костра в темноту, хотя вряд ли достаточно далеко.
Конники приблизились к костру. Тот, что отвечал Эгесистрату, что-то сказал, и Эгесистрат надел мех с вином на протянутый ему фракийцем конец копья. Всадник поднял копье, и мех съехал прямо ему в руки. Он сделал несколько глотков неразбавленного вина и передал мех своему соседу.
Эгесистрат жестом указал на небольшую кучку наших вещей – похоже, хотел показать, что вина у нас больше нет.
Фракиец указал копьем в сторону чернокожего и опять что-то сказал.
– Опусти оружие, – велел чернокожему Эгесистрат, и тот подчинился, воткнув дротики в мягкую землю. Я еще подумал, что легко можно было бы убить этого фракийца, метнув в него дротик, лежавший рядом со мной. А если бы их предводитель оказался убит, остальные наверняка тут же умчались бы прочь. Во всяком случае, мне так казалось, но дротик метать я не стал.
Фракиец объехал вокруг костра и остановился возле Элаты. Он жестом приказал ей встать ближе к огню, чтобы лучше видеть ее. Она только головой качнула, вся дрожа. Тогда фракиец направил своего коня прямо на нее, искусно им управляя, так что мощная грудь жеребца нависла прямо над Элатой, и заставил ее отступать к огню.
В конце концов она задела конец горящей ветки, и та, шевельнувшись, разметала костер, подняв сноп красных искр. Элата вскрикнула, Эгесистрат закричал на фракийца, но другой всадник двинулся на прорицателя и толкнул его. В тот же миг дротик чернокожего со свистом поразил этого фракийца прямо в глаз; острие его как рог выскочило у конника из-за уха. Мне, конечно, следовало тоже метнуть дротик; но я почему-то решил ударить предводителя фракийцев мечом – снизу, под ребра – и, когда он упал, отрубил ему голову, поразившись тому, что мой меч такой острый. Я и не знал этого.
Тогда остальные фракийцы бросились было прочь, но вдруг развернулись и опустили копья. Я хотел было снять путы со своего коня, надеясь успеть до того, как они бросятся в атаку, но путы с него оказались сняты. Он был взнуздан, Ио держала его за повод. Едва я вспрыгнул ему на спину, как раздался громкий топот коней.
Но то была вовсе не атака фракийцев! В одно мгновенье, точно ураган, налетевший во мраке ночи, вокруг замелькали длинноволосые всадники; один из них пронесся прямо через костер, раскидав горящие уголья, так что за ним будто огненный шлейф потянулся.
Я бросился следом за ними и тут же был «вознагражден»: стрела проткнула мне ухо. Зато больше не пришлось никого убивать – остававшиеся в живых фракийцы бежали. Между тем я достиг места, где только что была схватка.
Какая-то раненая женщина (я сперва принял ее за мужчину) билась на земле среди мертвых тел; на губах ее пузырилась кровь, она тщетно пыталась глубоко вздохнуть. (Еще не спешившись, я услышал, с каким ужасным звуком хлюпает рана у нее в груди!) Я разорвал на ней тунику и перевязал несчастную, закрыв рану мхом и стянув полосками ткани. Только теперь я убедился, что это женщина, ощутив под руками ее грудь. Вернулись ее подруги, однако, увидев, что я затягивал последний узел на повязке, не стали вмешиваться.
Мы прикрепили плащ к древкам двух копий и перенесли раненую к костру.
Эгесистрат зашил ее рану жилами, смоченными в вине. Я знаю, он не верит, что она выживет. Впрочем, не верю в это и я. А вот Элата уверена, что женщина будет жить.
Элата намазала мне ухо разогретой смолой, чтобы остановить кровь. Ио плачет от жалости ко мне, и я очень этим недоволен. Я уже объяснил ей, что мужчину убивает не кровь, текущая из раны, но гнев богов. Чернокожий только смеется над нами. Он стоит, выпрямившись и гордо выпятив грудь, так как эти женщины никогда не видели таких, как он.
* * *
Теперь все уже заснули за исключением Эгесистрата и одной из тех женщин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113