– Я вижу, ты снова носишь свой меч, Латро. Отдай его мне.
Я отстегнул меч и сказал:
– Смотреть ты на него можешь сколько угодно.
– Отдай мне свой меч, – повторил он.
Уже по его чересчур ровному тону я догадался, что он задумал.
– Нет, – сказал я и вновь пристегнул меч.
Он свистнул. Наверное, он давно задумал меня проучить, пока мы снова не отправились осматривать крепостные стены или не встретились с Ксантиппом, потому что рабы его появились мгновенно. У одного в руках было два дротика, а у второго – плетка «скорпион» с тремя хвостами. Они вынырнули у меня из-за спины, а сам Пасикрат тут же перекрыл второй выход, держа руку на рукояти меча.
– Твои люди могут убить меня, – сказал я, – но бить меня они не будут никогда. – Я вспомнил его слова о том, что эта Каллеос якобы продала меня регенту. – А если они убьют меня, что скажешь ты своему хозяину?
– Правду, – пробурчал Пасикрат. – Сест не был взят, ты проявил леность и вел себя нагло. Я попробовал дать тебе урок, но ты стал сопротивляться.
– Его гоплон был прислонен к стене палатки у входа. Заученным движением он ловко подхватил его и надел на руку. – А теперь отдай мне меч, плащ и хитон, – приказал он мне, – и будь благоразумен.
– Вот уж никто не считает вас, спартанцев, людьми благоразумными, – сказал я.
– Потому-то все и оказались нашими илотами или скоро будут ими. – Он глянул на своих рабов:
– Ну, Кейр и Текмар, давайте – только не смейте убивать его!
Оба его раба были недостаточно хорошо вооружены, чтобы захватить вооруженного мечом воина, так что случившееся в следующую минуту можно было бы назвать нелепым, если б это не было так ужасно. Первым на меня двинулся раб с плеткой, страшно щелкая тремя ее хвостами в воздухе и рассчитывая меня запугать. Я отступил назад и рубанул мечом по «хвостам» из воловьей шкуры. Он резко отшатнулся и напоролся на один из дротиков, который держал наготове стоявший позади него второй раб.
Самое ужасное – что при этом он остался жив и теперь буквально истекал кровью. Хватая воздух ртом, точно выброшенная на берег рыба, он выронил свою плетку и судорожно замахал руками.
Я подхватил плетку, успев краем глаза заметить бросившегося на меня Пасикрата. Кнутовище оказалось из какой-то тяжелой и плотной древесины, а «хвосты» самой плетки, с наконечниками из свинца, извивались так, словно готовы были удушить человека. Что было силы я хлестнул плетью Пасикрата по ногам.
Однако он оказался проворен и успел закрыться щитом, так что кнутовище грохнуло по бронзовой пластине его гоплона. Тогда я рубанул сверху вниз Фалькатой – это наиболее мощный удар, – и снова он оказался ловчее меня и успел поднять щит, хотя клинок прорезал бронзу, точно кусок сыра, до середины и так же легко вышел наружу.
Пасикрат пронзительно вскрикнул. Его вопль был похож на женский, хотя бросился он на меня с яростью настоящего мужчины и заставил отскочить в сторону.
Я коснулся локтем стенки палатки и заметил свой свиток. Он лежал на тюфяке, совсем рядом со мной, так что я быстро наклонился и схватил его.
Чем, видимо, и спас себе жизнь: дротик просвистел прямо у меня над ухом, чуть задев его, и этот звук я ощутил как удар. Из рассеченного уха ручьем полилась кровь.
Дротик рассек стенку палатки, я бросился в эту дыру и побежал на восток, мимо палаток, прямо через поля – куда-то по направлению к Персеполису, как мне казалось, в самое сердце Империи, хоть и сейчас не знаю, откуда мне известны эти географические названия.
Добравшись до холмов, я отыскал какую-то впадину и рухнул на землю, ибо бежать больше не было сил. В голове стучало, в ушах слышался странный шум, будто мчался разлившийся в половодье огромный поток. Вскоре серые тучи, висевшие низко над землей, рассеялись, и показалось солнце, похожее на алую монету. Я мхом унял кровь, текшую из рассеченного уха, вытер палой листвой измазанный в крови клинок и, развернув свой свиток, прочел из него достаточно, чтобы узнать, что должен непременно продолжать записи.
Потом я некоторое время писал, отдыхая и прислушиваясь, нет ли погони.
Но погони не было. Я решил снова бежать на восток, когда взойдет луна.
Главное – не забыть, что я беглец и от кого убегаю. «Я должна помнить все для тебя», – так сказала Ио, когда мы рассматривали с ней боевые осадные машины афинян. Жаль, что сейчас Ио со мною нет.

Глава 41
МЫ – В СЕСТЕ

Да, я был послан сюда богиней, и никакой это не сон. Как легко было бы написать, что мне все это приснилось! Многие так и делали. Однако я уверен, что богиня не снилась мне, ибо она-то меня и разбудила.
А до ее появления мне снился сон о любви, и у женщины в этом сне были волосы цвета воронова крыла, а может, мне так казалось при лунном свете.
Глаза ее горели желанием, она сама льнула ко мне, направляла меня. В темных и спокойных водах озера отражались тысячи звезд; на его берегах мужчины в рогатых шутовских масках совокуплялись с женщинами в венках из виноградных лоз; гремели бубны и тамбурины.
А потом я проснулся.
Та черноволосая женщина мгновенно исчезла, музыка смолкла. Мое рассеченное ухо горело. Вокруг высились темные мрачные скалы, воздух был холодный, влажный, в нем чувствовалось приближение зимы и, снегопадов. Я слышал бормотание ветра среди дубов, и мне вдруг показалось – не знаю почему, – что ветер высказывает вслух мысли самого Зевса, верховного бога, которому мало дела до простых смертных. Мне показалось, что бог этот безумно зол и черные мысли обуревают его – ветер будто повторял все время одно-два слова, точно призывая кого-то к мести.
Я сел, и ночь тут же стала самой обычной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119