В других отношениях практически ничего не значит. Когда я увидел тебя, сидящего у нашего камина… моего родного брата… там, на поле битвы… Не обращай внимания. В свое время я дойду до этого. Просто мне кажется, что именно поэтому я сейчас и пишу.
Помнишь день, когда мы приехали в нашу лесную хижину? Потом позвонила Джери. Тебе потребовалось срочно возвратиться в город – и желательно не в обществе сопливого мальчишки. Мы пришли к выводу, что у меня нет никаких причин ехать с тобой: я останусь в хижине, а на следующее утро ты вернешься.
Мы решили, что я порыбачу.
Вот и все дела.
Только я не стал рыбачить. Без тебя рыбалка представлялась мне не особо увлекательным занятием, но воздух дышал прохладой и листья зябко скручивались по краям, поэтому я решил просто прогуляться. Возможно, здесь я совершил ошибку. Я шел довольно долго, но не заблудился. В скором времени я поднял с земли палку и пошел, опираясь на нее, но она была кривая и не очень прочная. Она мне не понравилась, и я решил вырезать хороший крепкий посох, который смог бы хранить в нашей хижине и использовать во время наших наездов туда.
Я увидел дерево, не похожее на все остальные. Не очень высокое, с белой корой и блестящими листьями. Это было колючее апельсиновое дерево, Бен, но я никогда прежде о таких не слышал. Позже Бертольд Храбрый много чего рассказал мне о них. Оно было слишком большим, чтобы срезать все целиком, но я нашел почти прямую ветку, которую отрубил, обтесал и все такое прочее. Наверное, здесь я совершил главную свою ошибку. Это особенные деревья, и моховики заботятся о них больше, чем обо всех прочих.
Завидев колючий апельсин, я свернул с тропы и по приближении к нему увидел, что он растет на самой опушке леса, за которым начинается холмистое плоскогорье. Многие холмы были довольно крутыми, но все равно прекрасными, с гладкими склонами, поросшими высокой травой. И вот я пошел туда со своим новым посохом и перевалил через три или четыре холма. Прогулка мне страшно понравилась. Я нашел маленький ручеек на вершине одного из холмов, присел возле него (к тому времени я уже здорово устал) и принялся вырезать невесть что на своем посохе. Просто забавы ради. Немного погодя я отвлекся от своего занятия и посмотрел на облачное небо. Облака всегда принимают самые разные очертания, но в тот день я увидел нечто такое, чего не видел ни до, ни после: бородатого старика, который под воздействием ветра превратился сначала в черного дракона, затем в чудесного коня с рогом на лбу и наконец в прекрасную женщину, улыбнувшуюся мне.
Потом я увидел летучий замок, похожий на многоконечную звезду, поскольку башни и башенки торчали по всем углам крепостной стены. Я продолжал говорить себе, что вижу просто облако, но видение нисколько не походило на облако, Бен. Замок в небе казался каменным. Я вскочил на ноги и побежал за ним, ожидая, что вот-вот ветер рассеет чудесным образом сгустившиеся облака, но ничего подобного так и не произошло.
Настала ночь. Теперь я не видел летучего замка и сознавал, что нахожусь очень далеко от нашей рыбачьей хижины. Скорым шагом я двинулся обратно через холмистое плоскогорье, но шел все вниз и вниз по склону, не имевшему конца. В темноте кто-то схватил меня за плечо, а когда я оттолкнул незримую руку, еще кто-то поймал меня за лодыжку. Потом я услышал голос: «Кто это пришел к нам в Эльфрис?» Я до сих пор живо помню это, а потом не помню ничего. Только голос и ощущение, что в меня со всех сторон вцепляются десятки рук.

Я очнулся в пещере у моря, где старая женщина с неимоверным количеством зубов сидела и пряла; немного овладев собой и нашарив свой посох, я спросил по возможности вежливым тоном:
– Не можете ли вы сказать мне, мадам, где я нахожусь и как отсюда добраться до Гриффинсфорда?
По непонятной причине я посчитал, что мы живем в Гриффинсфорде, Бен, и я до сих пор не помню названия нашего родного города. Возможно, он действительно называется Гриффинсфордом. Они у меня совсем смешались.
Старуха отрицательно потрясла головой.
– Вы знаете, как я попал сюда?
Она рассмеялась, и в смехе слышался шум ветра и моря; она являлась единым целым с солеными брызгами и пеной волн, разбивавшихся о скалы у пещеры. Разговаривая с ней, я разговаривал с морем. Так мне казалось. Звучит безумно, верно? Я слыл малость тронутым с самого своего рождения, а теперь стал нормальным и чувствовал себя замечательно. Ветер и волны сидели вместе со мной в этой пещере, прядя бесконечную нить, и природа теперь не казалась чем-то внешним и чуждым. Старуха воплощала собой почти всю природу, а я малую часть оной, и я уже очень давно покинул родные края. Позже Гарсег сказал, что меня исцелило море.
Я направился к выходу из пещеры и не останавливался, покуда вода не поднялась мне до пояса; но я видел лишь отвесные стены утесов, нависавших над пещерой, темно-синюю воду впереди, чаек и зубчатые черные скалы, похожие на драконьи зубы.
– Надо подождать отлива, – сказала старуха.
Я вернулся, насквозь промокший до подмышек.
– А отлив скоро начнется?
– Не очень.
Затем я просто сел, опершись на свой посох, и стал наблюдать за пляшущим веретеном, пытаясь понять, что за странные такие волокна старуха скручивает в нить и почему волокна издают такие звуки. Порой казалось, что в кудели на мгновение проступают лица, мелькают руки и ноги.
– Ты Эйбел Благородное Сердце.
Я удивился и назвал свое прежнее имя. Старуха впервые подняла глаза от веретена.
– Мое слово закон, непреложен он, – сказала она.
Я извинился.
– Без лишений нельзя никак, посему постановляю так: чем низменнее твоя возлюбленная, тем возвышеннее твоя любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159