– Санни тщетно извивался. – Так что, пожалуйста, мешайте на здоровье!
Он освободил руку, с трудом поднялся на ноги и замер, недоверчиво рассматривая мальчика, стоящего в воротах.
– Цукат, внук Сирдана Свят-Халвы, не так ли? – обратилась к нему Джейм. – Знакомьтесь, это Сандал, брат мастера Сардоника.
Родственники двух самых непримиримых соперников в Гильдии осторожно раскланялись друг с другом.
– Клепетти только что испекла сливовый пирог, – преувеличенно бодро сказала Джейм. – Идемте, вы оба, попробуете по кусочку.
– Это действительно была ты тогда, той ночью, в переулке? – спросил Цукат, прислонившись к каменной плите возле очага и робко вертя в руках отрезанный кусок. – Я решил, что ты призрачный бог. Ты до смерти напугала меня и тогда, и потом, уже во Дворце.
– Спорю, что так и было, и судя по тому, что мне известно, ты это заслужил. Клянусь всеми именами бога; почему ты прятался в тени, когда те гады пытались убить твоего дедушку… дядюшку… ну неважно!
– О, они бы не причинили ему вреда. – Цукат бросил на Санни быстрый нервный взгляд. – Видишь ли, все было подстроено. Через минуту я бы выскочил из дверей и спас его, заслужил благодарность и, может быть, даже получил бы шанс стать его учеником… ну, по крайней мере, на это рассчитывал дед. Я говорил ему, что это не сработает, но он никогда меня не слушает. А теперь он бесится из-за моего провала и твоего успеха, но мне плевать. Мне и так хорошо. – В голосе его вдруг зазвучал вызов, он перестал следить за пирогом, и тот выскользнул из его рук на пол. – Я не хочу быть вором, не хочу выманивать у дядюшки Писаки его секреты, не хочу становиться очередным Сирданом, когда дед умрет. А меня, кажется, никто не понимает.
– Погоди минутку, – Санни прервал свое подозрительное молчание. – Я думал, что Отрава – избранный преемник Свят-Халвы. Он же единственный ученик старика.
– Ну да, так оно и было, но его навязал деду отец Отравы, Аббатир с Золотого Двора, – шесть лет назад, на Большом Сборе Гильдий, – чтобы получить политическую поддержку. Самое смешное, что и Отрава совершенно не хочет быть вором. У него свои интересы, свои… развлечения. Три недели назад, на именинах деда, его приспешники заставили меня смотреть, как он калечит того мальчика. Что они делали с ним до того, как он умер… и после… – Он содрогнулся и внезапно поднял глаза. – Я все равно вскоре пришел бы сюда – так велел дед. Чтобы шпионить, выведывать… Мы не сможем дружить теперь, да?
Санни, сперва слушавший недоверчиво, потом смущенно, посмотрел на детское, умоляющее лицо и сердечно сказал:
– Конечно, сможем.
В этот момент в дверях появилась Клепетти. Она замерла, уставившись сперва на полупустое блюдо из-под пирога, а потом – на липкую грязь под ногами Цуката. В середине этой затянувшейся паузы Санни шагнул к старушке и с серьезнейшим видом чмокнул ее в самый кончик крючковатого носа. После чего, словно сговорившись, они с Джейм одновременно рванулись на улицу, волоча за собой Цуката.
– Итак, – сказала Джейм через несколько кварталов, когда они все-таки остановились, – если уж вы, джентльмены, все устроили так, что мне нельзя появляться дома минимум несколько часов, какие предложения будут выдвинуты по поводу проведения остатка дня?
– Я слышал, что храм Омовения на ремонте, – взволнованно выпалил Цукат. – Они могут разрешить нам посмотреть… если, конечно, у вас нет каких-нибудь более интересных планов.
– А чем плох этот? – Санни улыбнулся мальчишке. – До вечера мы совершенно свободны и можем засвидетельствовать почтение моему папаше.
– Он жрец?
– Нет, он Сан-Сар, солнечный бог Нового Пантеона.
Джейм усмехнулась, вспомнив, как сама узнала об этом. Когда Санни сказал ей, она глуповато уставилась на него и спросила: «Как такое могло случиться?» На что Санни безмятежно ответил: мол, вполне обычным способом. «Моя мать была служанкой в Тай-Абендре, и я родился не прежде, чем она вышла замуж за местного купца, но она договорилась, что меня усыновят, тогда-то мы с Сардом и стали братьями, а он-то взаправду сын бога». «Служанками» церковники обычно называли храмовых продажных женщин.
Они побывали в храме Омовения, а потом и в храме отца Санни. Джейм почти ничего не разглядела из-за ослепительного света, испускаемого боевой колесницей Сан-Сара. А сегодня что-то особенно ярко, и это плохо, как сказал Санни, потому что в золотой повозке стоит сам бог.
– И будет еще хуже, – добавил он, – если он повернется лицом к нам. Сейчас он сияет, так сказать, спиной. И так уже добрых шесть лет, и никто не знает почему.
Но Джейм из-за блеска не видела ни бога, ни колесницы. Она подняла руку, чтобы прикрыть источник сияния, и тут ей показалось, что за колесницей божества нет ничего – ни стены храма, ни самого Тай-Тестигона. Она словно глядела с огромной высоты, и только детали Нижнего Города вырисовывались со сверхъестественной четкостью.
Но святилище было наполнено не только сиянием. Волны гнева сотрясали воздух – равномерный, мощный прибой, словно гул проснувшегося вулкана, проникал в тело, скрежетал костями, но оставался неслышным. Словно бы темнота притаилась в сердце света.
Санни как-то гордо сообщил Джейм, что, как и все божества Нового Пантеона, Сан-Cap когда-то был человеком, более того – кенциром. Джейм тогда посмеялась тому, что верящий в единого бога сам стал богом. Сейчас, однако, холодная темная ярость, так похожая на ее собственную в тот день, когда упала балка, не оставила места для сомнений. Дрожа, покинула она храм, и Санни вел ее за руку, потому что она на время совсем ослепла.
Но и снаружи на нее давила враждебная сила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93