Я, понятно, слышал про них – Ланселот там, Гала-хад и вся их компания, но в чем сходство, ума не приложу. Может быть, она подразумевает каких-то других рыцарей?
– То есть в каком смысле?
– У вас такое щедрое сердце, такой деликатный характер. Вы такой великодушный, бескорыстный, благородный. Я всегда понимала, что вы один из немногих настоящих рыцарей среди всех моих знакомых.
Ну что можно сказать в ответ на такую лестную аттестацию? Я буркнул: «Вот как?» или что-то в этом смысле и не без смущения принялся растирать выпуклые части. Опять воцарилось молчание, нарушаемое только, когда я взвизгивал, надавив чересчур сильно.
– Берти.
– Да?
Она судорожно сглотнула:
– Берти, вы будете великодушны?
– Сделайте одолжение. Всегда рад. А в чем, собственно, дело?
– Я сейчас подвергну вас самому суровому, самому жестокому испытанию, какое только выпадало на чью-либо долю. Я должна…
Это мне сильно не понравилось. Я поспешил уточнить:
– Я, конечно, всегда готов вам услужить, но я только что после зверски тяжелого велопробега, и на мне живого места нет, особенно на… ну да, как я уже сказал, живого места нет. Если требуется что-то принести сверху, я…
– Нет-нет, вы не поняли.
– Д-да, не совсем.
– Видите ли… Ах, мне так трудно сказать…Вы сами не догадываетесь?
– Нет, провалиться мне, ни в одном глазу.
– Берти… Отпустите меня!
– Я вас где-то зацепил, что ли?
– Освободите меня!
– Осво…
И тут вдруг я все понял. Это я, наверное, от усталости так туго соображал.
– Что-о?! – воскликнул я и пошатнулся. Левая педаль провернулась и стукнула меня по голени. Но в порыве восторга я даже не крякнул.
– Освободить вас?
– Да.
Но в этом вопросе мне нужна была полная ясность.
– То есть вы хотите все отменить? Вы решили все-таки выйти за Гасси?
– Только если вы будете так добры и великодушны, что согласитесь.
– Да я пожалуйста.
– Я дала вам обещание.
– Да бог с ними, с обещаниями.
– Так, значит, вы в самом деле…
– Вполне.
– О, Берти!
Она вся затрепетала сверху донизу, как молодое деревце. Кажется, это молодые деревца трепещут сверху донизу, если я не ошибаюсь.
– О, чистейший, безупречнейший рыцарь! – пролепетала она умирающим голосом.
И посколько больше тут добавить было нечего, я откланялся, сославшись на то, что две-три песчинки все же засыпались мне за шиворот и надо, чтобы слуги принесли мне перемену просторной одежды. А ей я порекомендовал немедленно отправиться к Гасси и сообщить ему, что все улажено.
В ответ она вроде как икнула, подскочила и чмокнула меня в лоб. Противно, конечно, но, как сказал бы Анатоль, можно перетерпеть неприятности вместе с приятностями. Через мгновение она уже умчалась в сторону столовой, а я, свалив велосипед в кусты, рванулся вверх по лестнице.
Как я ликовал, нет нужды распространяться, это легко себе представить. Когда человек стоит с петлей на шее и палач уже готов выбить из-под него доску, и вдруг мчится гонец на взмыленной лошади, размахивая повелением об отмене казни, – все это не идет в сравнение с тем, что пережил я. Ни в какое сравнение. Я был полон такого блаженства, что, идя через холл, даже про Дживса думал миролюбиво.
Но только ступил на первую ступеньку, как сзади меня окликнули, и я обернулся. Посреди холла у меня за спиной стоял Таппи. Похоже, он ходил в подвал за подкреплением: под мышкой у него виднелось несколько бутылок.
– Привет, Берти, – сказал Таппи. – Вернулся наконец? – Он весело рассмеялся. – Ну и вид у тебя, прямо «Гибель „Геспера“ . Паровой каток тебя переехал, что ли?
В другое время его дурацкая грубая шутка меня бы возмутила. Но сейчас я был в таком приподнятом настроении, что только отмахнулся и сообщил ему радостную весть:
– Таппи, старина, чертова Бассет выходит за Гасси Финк-Ноттла.
– Да? Пожалуй, можно посочувствовать обоим.
– Ты что, совсем глупый? Не соображаешь, что из этого следует? Из этого следует, что Анджела опять свободна, тебе надо только продумать ходы, и…
Он жизнерадостно загоготал. Я заметил, что он чрезвычайно весел. Я сразу обратил на это внимание, еще раньше, но сначала приписал его настроение воздействию алкоголя.
– Господи! Как же ты отстал от жизни, Берти! Ничего удивительного, конечно, если кататься на велосипеде всю ночь напролет. Мы с Анджелой уже несколько часов как помирились.
– Ну? Правда?
– Мир, мир навсегда, все забыто, да-да-да. Минутная размолвка, и только. В таких случаях требуется лишь немного уступчивости и гибкости с обеих сторон, и все. Мы встретились с глазу на глаз, все обсудили. Она взяла назад мой двойной подбородок, я согласился с ее акулой. Проще простого. Всего-то дел на две минуты.
– Но…
– Прости, Берти. Некогда мне болтать с тобой всю ночь. Там в столовой затеялся славный выпивон, и меня ждут с боезапасами.
В подтверждение его слов из столовой сквозь закрытую дверь донесся громкий клич, и я узнал – да и кто бы затруднился узнать? – зычный голос моей тети:
– Глоссоп!
– Ay!
– Несите выпивку!
– Иду!
– Вот и идите! Гоните коней во весь опор!
– Да, да, улю-лю! И, конечно, ату-ату! Твоя тетя, Берти, сейчас вне себя от счастья. Как и что было, я точно не знаю, но в общем и целом: Анатоль заявил об уходе, а потом согласился остаться, и, кроме того, твой дядя дал ей чек на журнал. Подробности мне неизвестны, но она просто ожила. Ладно, увидимся позже. Мне надо бежать.
Сказать четко и ясно, что Бертрам остался как в тумане, значит выразить самоочевидную истину. Я совершенно ничего не понимал. Когда я выехал из Бринкли-Корта, там царила беда, всюду, куда ни глянь, – разбитые сердца; но вот теперь, вернувшись, застаю здесь прямо-таки райское благоденствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71