Он, пыхтя, поднялся на ноги, намереваясь продолжать драку до конца. Мистер Томас, уже свободный от своего джентльменского честного слова, готовился вторично налететь на него.
— Одну минуточку, мистер, — прогремел мне в ухо чей-то голос.
Чьи-то могучие руки осторожно толкнули меня в сторону. Какая-то необъятная туша на мгновение заслонила от меня все огни. И Вильберфорс Биллсон, перепрыгнув через веревку, выскочил на арену.
Публика от изумления не произнесла ни слова. Возможно, что в первое мгновение мистер Биллсон был принят за полицейского, переодетого в штатское. Он воспользовался этой тишиной и заговорил.
— Драться, — проревел мистер Биллсон, — грешно!
Зрители были ошеломлены.
— Тише! Вон! — раздался голос судьи.
— Грешно! — прогремел мистер Биллсон.
Мистер Томас бегал вокруг него по арене, пытаясь добраться до Акриджа. Биллсон нежно оттолкнул чемпиона.
— Слушайте! — заревел он. — Я тоже был грешником. Я тоже был боксером. Обуреваемый греховной яростью, я избивал многих людей. Ы! Да! Но я прозрел. О, братья!..
Договорить ему не удалось. Зал загремел, как буря. Зрители шумно выражали свое негодование.
Мистер Томас, наконец, опомнился. Он снял боксерскую перчатку, размахнулся и изо всей силы ударил мистера Биллсона голой рукой по щеке.
Мистер Биллсон обернулся к нему. Он испытывал боль, но скорее духовную, чем физическую. В первую секунду он, казалось, не совсем понял, что произошло. Затем подставил мистеру Томасу вторую щеку. Мистер Томас ударил его и по второй щеке.
Вильберфорс Биллсон колебался. Он сделал все, что может сделать самый ярый сторонник Евангелия. Если бы у него была третья щека, он подставил бы и третью, но у него их было только две. Он поднял свою руку, похожую на корабельную мачту, и нанес мистеру Томасу такой удар, что тот отлетел к веревке. Потом подскочил к нему и стал колотить его с искусством испытанного бойца. Акридж воспользовался этим и, удрав с арены, помчался за кулисы. Я был бы рад остаться и посмотреть, чем кончится это божественное побоище двух исполинов, но долг дружбы заставил меня последовать за Акриджем.
IV
Десять минут спустя, когда Акридж умылся, оделся и несколько оправился от удара, нанесенного ему Ллойдом Томасом, я издали услышал восторженный рев толпы. Мое любопытство так разгорелось, что я не мог больше оставаться в уборной.
— Сейчас вернусь, дружище, — сказал я и помчался в зал.
За время моего отсутствия многое изменилось. Побоище утратило свою девственную простоту и вошло в обычные рамки боксерских состязаний. Судья убедил Томаса и Биллсона надеть перчатки. Раунд только что закончился. Мистер Биллсон сидел в кресле. Против него в другом кресле сидел мистер Томас. С одного взгляда я понял, почему так восторженно вопили патриоты Ллунинднно. Доблестный сын их родного города в последней схватке нанес значительный ущерб иноземцу. Биллсон сидел с широко раскрытым ртом и тяжело дышал. Глаза его были полузакрыты, руки висели, как тряпки. Мистер Томас, напротив, бодро сидел в своем кресле, победоносно потирая колени.
Прозвучал гонг, и он вскочил на ноги.
— Старина, — услышал я испуганный голос.
Я смутно сознавал, что Акридж схватил меня за руку. Я оттолкнул его. В такую минуту не до разговоров! Я был захвачен, потрясен тем, что происходило на арене.
— Послушай, старина.
Внимание публики напряглось до крайности. Часть зрителей вскочила со своих мест, другие кричали им: «Садитесь!» Натянутые нервы публики, казалось, вот-вот не выдержат и лопнут.
Наступило роковое мгновение. Вильберфорс Биллсон собрал все свои неистощимые силы и ринулся на противника. Тот попятился, как корабль, гонимый ураганом. Здоровенный кулак обрушился на зубы мистера Томаса и решил бой. Песня его была спета. Мистер Томас мог бы выдержать даже взрыв динамита, но такой удар оказался ему не по силам! Он описал в воздухе полукруг, раскинул руки и упал на песок.
Публика взвыла и замолкла. Я снова услышал тревожный шепот Акриджа.
— Старина, — шептал он, и слова со свистом вылетали из его уст. — Негодяй Прэвин сбежал и унес с собою всю кассу!
V
Маленькая комната в доме номер семь по Керлионской улице казалась темной. Печаль Акриджа была так глубока, что затемняла свет ламп. Акридж обрушил на голову мистера Прэвина все ругательства, которые знал, и замолк. Я не пытался его утешать. Бывают в жизни минуты, когда утешения звучат, как насмешки.
— Я забыл еще об одном, — сказал Акридж, мрачно садясь на диван.
— О чем? — спросил я.
— О том, что Томас должен получить сорок фунтов стерлингов. К счастью, — тут в голосе его внезапно прозвучала оптимистическая нотка, — он не знает, где я живу. Я совсем об этом забыл. Хорошо, что я ушел домой прежде, чем он нашел меня.
— А вдруг Прэвин сказал ему твой адрес?
— Не думаю. Зачем бы он стал говорить?
— Вас хочет видеть какой-то джентльмен, — сказала старушка, входя в комнату.
Джентльмен явился. Это был тот самый человек, который ворвался в уборную Акриджа и сказал, что Томас уже на арене. Акридж застонал, и я догадался, что это антрепренер Томаса.
— Здесь мистер Прэвин? — спросил он.
— Его здесь нет, — сказал Акридж.
— Это неважно. Вы его компаньон. Я пришел за сорока фунтами.
Наступило мучительное молчание.
— Их нет.
— Кого нет?
— Денег. И Прэвина тоже. Он удрал.
Антрепренер Томаса нахмурил брови.
— Этот номер не пройдет, — сказал он металлическим голосом.
— Но, мой дорогой друг…
— Нет, этот номер не пройдет! Или платите деньги, или я сейчас позову полисмена.
— Но поймите же, друг…
— Какого дурака я свалял, что не взял этих денег вперед.
1 2 3 4 5 6