— Ах, да, да! — встрепенулся я. — На чем мы остановились?
— На материальной зависимости мистера Сипперлея, сэр, от его тетки.
— Правильно. Вы понимаете, Дживс, что он должен быть почтительным племянником.
Дживс кивнул головой в знак согласия.
— Теперь дальше. Слушайте внимательно. Недавно она предлагала Сиппи выступить в качестве певца на деревенском концерте, и он не мог отказаться. Вы меня понимаете, Дживс?
Дживс кивнул головой.
— Что ему оставалось делать, Дживс? Он написал ей, что рад бы был выступить на ее концерте, но, к несчастью, редактор поручил ему написать серию очерков о Кембридже; он должен уехать не меньше, чем на три недели. Понятно?
Дживс кивнул головой.
— Тогда, Дживс, мисс Сипперлей ответила ему, что она понимает, что сперва долг, а потом уже удовольствие, — причем под удовольствием она подразумевала пение Сиппи. Но в Кембридже пусть он остановится у ее друзей Принглей. Она написала им, чтобы они ждали ее племянника к двадцать восьмому. А теперь мистер Сипперлей в тюрьме. Что делать? Я на вас надеюсь, Дживс.
— Постараюсь оправдать ваше доверие, сэр.
— Постарайтесь, Дживс. Закройте шторы, потушите свет, дайте мне туфли, выдумывайте план, и я буду вас слушать хоть два часа. Если кто-нибудь придет, сообщите, что я умер.
— Умерли, сэр?
— Да, умер.
Я проснулся только вечером. На мой звонок явился Дживс.
— Я заходил дважды, сэр, но вы спали, и я не хотел вас беспокоить.
— И хорошо сделали, Дживс. Ну?
— Я тщательно обдумал все, сэр, и вижу лишь один выход.
— Довольно и одного. Какой же?
— Вы должны ехать в Кембридж вместо мистера Сипперлея, сэр.
Я с изумлением уставился на него.
— Дживс, — сердито сказал я, — вы говорите вздор!
— Я не вижу никакого другого выхода, сэр.
— Подумайте! Даже я, после суда и бессонной ночи, вижу всю непригодность вашего предложения. Как я могу заменить Сиппи? Ведь они меня не знают совсем.
— Тем лучше, сэр. Вы поедете в качестве мистера Сипперлея, сэр.
Это уже слишком!
— Дживс, — сказал я чуть ли не со слезами, — вы сами должны понимать, что это ерунда.
— Я полагаю, сэр, что это самый практичный план. Пока вы спали, сэр, я навестил мистера Сипперлея, и он меня информировал, что профессор Прингль и его супруга не видели его с десятилетнего возраста.
— Верно, он мне сам это говорил. Но они засыплют меня вопросами о моей, то есть его тетке. Что я буду отвечать?
— Мистер Сипперлей любезно сообщил мне все сведения о мисс Сипперлей, и я записал. Я думаю, вы сможете ответить на все вопросы, сэр.
Дживс обладает дьявольской способностью убеждать. На этот раз он убеждал меня целых пятнадцать минут, пока не добился своего
— Смею заметить, сэр, что вы должны выехать как можно скорее, во избежание неприятных разговоров.
— Каких разговоров?
— За последний час, сэр, миссис Грегсон трижды звонила вам по телефону, желая говорить с вами. Я не осмелился сказать ей, что вы скоропостижно скончались, во избежание недоразумений.
— Тетя Агата! — побледнел я.
— Да, сэр. Из ее слов я мог заключить, что она читала газеты с отчетом о разборе вашего дела.
Куда угодно, хоть к черту на кулички, только не к тете Агате!
— Дживс, — сразу согласился я, — довольно слов, надо действовать! Скорей укладывайте вещи!
— Есть, сэр.
— Посмотрите, когда идет ближайший поезд на Кембридж.
— Через сорок минут, сэр.
— Вызовите такси.
— Ждет у подъезда.
— Отлично, — сказал я. — Едем!
Дача Принглей находится в двух милях от Кембриджа по Трэмпингтонской дороге. Я приехал как раз к обеду.
Я старался держаться весело и беззаботно, чтобы заглушить внутреннюю тревогу.
Сиппи описывал мне Принглей как самых старомодных людей Англии, и я увидел, что он прав. Сам профессор Прингль был худой, 'лысый и унылый старик с одним бычачьим глазом, а у миссис Прингль был вид женщины, получившей дурные известия в 1900 году, да так и застывшей в своей скорби. Я уже оправился от испуга, когда меня представили двум старухам в чепцах.
— Вы, наверно, помните мою маму, — печально сказал профессор, подводя меня к первой развалине.
— О, да! — пробормотал я, стараясь улыбнуться.
— …и мою тетю, — вздохнул профессор, точно с каждой минутой дела шли все хуже и хуже.
— О, да! — пропел я, подходя ко второй развалине.
— Только сегодня утром они вспоминали вас, — вздохнул профессор, теряя всякую надежду.
Пауза. Глаза обеих развалин устремлены на меня, как глаза призраков у Эдгара По, и я чувствовал, как исчезает моя жизнерадостность.
— Я помню Оливера, — проскрипела первая руина. — Он был милым ребенком. Как жаль! Как жаль!
Это было, по ее мнению, весьма тактичное выступление, чтобы подбодрить молодого гостя.
— И я помню Оливера, — прошамкала вторая руина, смотря на меня так, как судья смотрел на Сиппи. — Очень шаловливый мальчик! Он мучил мою кошку.
— У тети Джен прекрасная память, несмотря на ее 87 лет, — с печальной гордостью шепнул профессор.
— Что ты говоришь там? — подозрительно спросила вторая развалина.
— Я сказал, что у вас прекрасная память, — всхлипнул профессор.
— Ага! — она опять грозно взглянула на меня. — Он гонял мою бедную кошечку по саду и стрелял в нее из лука.
В этот момент из-под кушетки вылезла кошка и приблизилась ко мне. Я нагнулся, чтобы почесать ей за ухом. Старуха испустила душераздирающий вопль:
— Держите! Держите его!
Она бросилась вслед с удивительной для ее лет резвостью, подхватила кошку и яростно посмотрела на меня.
— Я очень люблю кошек, — оправдывался я. Симпатии присутствующих были явно не на моей стороне. В этот момент в комнату вошла девушка.
— Моя дочь Элоиза, — сказал профессор скорбно, точно это сообщение причиняло ему боль.
1 2 3 4 5