А когда узнает, что мой избранник - дивный, изумительный, необыкновенный человек по имени Гарольд Пинкер, он будет на седьмом небе от счастья. Дживс, вы лапочка, вы ласточка, вы симпампушка. - Благодарю вас, мисс. Я доволен, что доставил радость. Я встал с кресла. Все, с меня хватит. Я спокойно терплю, когда в моем присутствии несут чушь, но нельзя же доходить до полного идиотизма. И я ледяным тоном объявил Стиффи, которая продолжала в упоении кружиться: - Стиффи, я возьму блокнот с собой сейчас. Она на минуту остановилась. - Ах, блокнот. Он вам нужен? - Да. И немедленно. - Я отдам вам его после того, как вы поговорите с дядей Уоткином. - Вот как? - Да. Не подумайте, что я вам не доверяю, Берти, дорогой, но мне будет гораздо приятнее, если вы будете знать, что он все еще у меня. Я уверена, вам приятно доставить мне радость. Так что в путь, сразите дядю наповал, а потом поговорим. - В путь я, конечно, отправлюсь, - холодно сказал я,- но сражать его наповал - благодарю покорно. Представляю себе картину - я сразил старого хрыча наповал! Она захлопала глазами. - Берти, вы так говорите, будто отказываетесь принять участие в этом плане. - Слава Богу, догадались. - Неужели вы предадите меня? Нет, не верю! - Еще как предам. И получу от этого большое удовольствие. - Вам не нравится план? - Не нравится. Дживс давеча сказал: он доволен, что доставил радость. Так вот, мне он никакой радости не доставил. Я считаю, мысль, которую он высказал, не сделала бы чести и пожизненному обитателю сумасшедшего дома, удивляюсь даже, как он до такого опустился. Будьте любезны, блокнот, Стиффи, и поживее. Она молчала. - Я не исключала, что вы можете так поступить, - наконец проговорила она. - А теперь знаете это точно, - отозвался я. - Блокнот, Стиффи, будьте любезны. - Никакого блокнота я вам не дам. - Прекрасно. Сейчас же иду к Пинкеру и все ему расскажу. - Великолепно. Ступайте. Но не успеете вы отойти от дома, как я уже буду в библиотеке и все расскажу дяде Уоткину. Она вздернула подбородок, явно считая, что ловко перехитрила противника, и, вдумавшись в сказанное ею, я был вынужден признать, что она и в самом деле ловко меня перехитрила. Я совершенно выпустил из виду возможность такого поворота событий. Что я мог ответить? Лишь растерянно кашлянул, на большее меня не хватило. Не скроешь жалкой истины: Бертрама Вустера загнали в угол. - Вот так-то. Что теперь скажете? Легко ли мужчине, который считает себя хозяином положения, почувствовать, что он утратил эту роль, и опуститься до позорной необходимости упрашивать? Но другого пути не было. Мой голос, который до этого звучал властно и решительно, стал выше тембром и слегка задрожал. - Какого черта, Стиффи! Неужели вы так поступите? - Непременно, если вы не умаслите дядю Уоткина. - Но как я могу его умаслить, как? Стиффи, не подвергайте меня этим страшным пыткам. - Придется. И что тут такого страшного? Не съест же он вас. С этим я согласился. - Да, разве что не съест. - Не страшнее, чем визит к дантисту. - Гораздо страшнее, чем десять визитов к десяти дантистам. - Зато какое вы почувствуете облегчение, когда все кончится. Слабое утешение. Я внимательно вгляделся в ее лицо, надеясь найти хоть слабый признак того, что она смягчилась. Увы, ни тени. Эта особа и всегда была жестка, как ресторанный бифштекс, такой и осталась. Киплинг был прав. Женщина всего лишь женщина. Никуда от этого не денешься. Я сделал последнюю попытку. - Стиффи, не будьте так жесткосердны. - Буду. - И это несмотря на то, что я устроил в вашу честь великолепный обед у себя дома, - простите, что напоминаю о нем, - не жалел расходов? - Подумаешь. Я пожал плечами. Наверно, я в тот миг был похож на римского гладиатора это были когда-то такие ребята, они в числе прочего набрасывали друг на друга связанные простыни, - который услышал, как глашатай выкрикнул на арене его номер. - Ну что ж, ладно, - сказал я. Она улыбнулась мне материнской улыбкой. - Какое мужество. Узнаю моего маленького храбреца. Не будь я столь озабочен, я, естественно, возмутился бы, как она посмела назвать меня своим маленьким храбрецом, но в тот ужасный миг махнул рукой на наглую выходку. - Где этот монстр, ваш дядюшка? - Должно быть, в библиотеке. - Отлично. Иду к нему. Не знаю, читали ли вам в детстве рассказ о писателе, чья собака слопала бесценную рукопись книги, которую он писал. И писатель, вместо того чтобы впасть в бешенство, если вы помните, печально посмотрел на пса и сказал: "Ах, Алмаз, Алмаз, если бы ты только знал, что сейчас сделал". Я слышал рассказ в своей детской, и он навсегда остался у меня в памяти. А сейчас всплыл, потому что, выходя из комнаты, я посмотрел на Дживса в точности как тот писатель на своего пса. Я ничего ему не сказал, но, уверен, он знает, что я подумал. Было очень неприятно, что Стиффи напутствует меня, издавая воинственные кличи. В сложившихся обстоятельствах это было гривуазно и свидетельствовало о сомнительном вкусе.
ГЛАВА 9
Те, кто хорошо знает Бертрама Вустера, говорят, имея на то все основания, что моя душа наделена большим запасом жизненных сил, и потому даже в самых неблагоприятных обстоятельствах я обычно поднимаюсь в высшие пределы, как бы ни были тяжелы удары судьбы. Меня не упрекнешь, что я склоняю голову и предаюсь унынию. Однако когда я двигался к библиотеке, где должен был выполнить навязанную мне отвратительную миссию, по моему виду можно было догадаться, что жизнь обошлась со мной довольно круто, у меня нет ни малейшего желания это скрывать. Я еле передвигал ноги, казалось, они налиты свинцом, - так вроде бы принято говорить. Стиффи сравнила предстоящую мне операцию с визитом к дантисту, но, приближаясь к упомянутой двери, я чувствовал себя как в школьные времена, когда шел к директору получать взбучку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73