И немножко смущены. Как вести себя? Здоровым всегда стыдно перед больными.
— Ну как? Как себя чувствуете? Может быть, рано вышли?
— Ничего не рано! В самый раз.
Это Вадим, конечно. Валя выбежала в коридор, побежала в соседние наши комнаты. Слышу, кричат:
— Девочки! Иван Николаевич пришел!
Тепло. Хорошие они все какие. Любят меня. Любят!
— Знаете, как без вас плохо? Совсем замучили нас начальники. Три опыта в неделю, допоздна сидим, а в свободные дни все считаем и чертим.
К Вадиму:
— Чего они чертят?
— Как чего? Характеристики, кривые. За опыт мы теперь получаем столько цифр, что ужас! Аналог-код щелкает быстро. Вот целые рулоны.
Да, действительно на окне бумажные катушки с цифрами.
— Ну хорошо, ребята, готовьте опыт, а я должен поговорить со старшими. Вадим, собирайтесь ко мне. (Морщится. Некогда.) Не бойся, я недолго.
Выхожу, провожаемый шумом. Потом, слышу, затихли. Наверное, говорят: «Ах, какой он бледный, худой!..» Ничего! Еще повоюем!
Вот он, мой кабинет. Здороваюсь, как с другом. Все на привычных местах: фотография Павлова, корешки книг в шкафу. Даже цветы поставили.
Очередность чувств: радость от встречи. Любят. Еще дальше маячит тоска: скоро придется расставаться. Теперь это чувство меня уже не покидает. Обострение заставило тело поверить в болезнь.
Ничего нового они мне не скажут. Каждый день кто-нибудь приходил и докладывал. Но, может быть, не все? Щадили. Сегодня посмотрю сам. Сверю с планами и внесу поправки. Сколько мне еще отпущено? Давид утешает, но разве можно верить? Упреки, что плохо лечился, много работал. Хочет, чтобы я почувствовал себя больным, прислушивался. Что же, он достиг цели: болезнь все время присутствует на заднем плане. Стал портиться характер, обида и зависть к людям. Сам вижу. Пока еще контролирую себя, но вот-вот сорвусь. Плохо.
Нужно торопиться с отъездом, иначе болезнь совсем меня скрутит. Вот опять голова кружится и тошнит. Кажется, и ничего такого не съел. Все ли я принял лекарства? Давид сказал, нужна пунктуальность. Может быть, лучше было бы еще полежать? Давид…
Слушай, ты. Пошли к черту Давида и лекарства. Сегодня важный опыт. Или уже ничего не осталось важного, кроме пилюль? Чтобы лишний день дышать, есть и мочиться? Понимаю, если бы мог что-нибудь еще… А это…
Все ясно. Нужно следить за мыслями, не позволять болезни завладеть собой. Лечиться, но в меру. Жизнь не самоцель. Почаще задумываться: «А для чего?»
Выстоять.
Как меня встретили хорошо! Нельзя их предавать. У каждого человека есть плохие мысли, все дело в их удельном весе. В доле воздействия на поступки. По ним нужно оценивать, по сумме поступков. Количественная оценка добра и зла. Критерии. Обсудить.
Входят все сразу. Значит, собрались заранее: обсуждали «платформу», как себя вести со мной. Хорошо, берегут, но плохо, что не будут откровенны. Расспросить отдельно. А может быть, кое-что лучше и не знать? Всегда есть достаточно неприятностей.
— Здравствуйте, Иван Николаевич!
Это Семен. Нормальный голос, а мне кажется, что он не так смотрит. Борьба за власть? Не надо подозрений.
Игорь такой же красивый. Юра и Вадим серьезные. Какие-то новые. Впрочем, я их видел на днях, но обстановка меняет.
— Садитесь, ребята. Я собрал вас, чтобы обсудить кое-какие вопросы. Положение, в общем, мне известно, если вы не утаивали от меня.
Смотрю им по очереди прямо в глаза. («Испытующе». Штамп!) Нет, не все ладно.
— Семен Иванович, прошу вас.
— Все было, кажется, хорошо. Как вы знаете, мы получили комнату, в которой будем монтировать саркофаг. Работали как надо. План, по-моему, выполняется. Правда, я не все знаю, они же мне отчетов не дают.
Замолк обиженно. Не слушались. Есть трещинка.
Вадим вскакивает. Нахмурен. Игорь делает жест: «Остановись». Заныло под ложечкой. Сейчас неприятности. Не хочу!
— Не делай мне знаков! Шеф не кисейная барышня.
(Сейчас даст. Может быть, сдаться? Уйти? Я больной.)
— Не все хорошо, Иван Николаевич. Ваша болезнь принесла большой вред, и впредь вы должны следить за собой строго. Нужно приходить в лабораторию и делать вид. Стоило вам лечь в больницу, как этот, грязная свинья (О директоре. Нет, не сделать тебе карьеры), начал нас притеснять. А ты, Семен, ему потворствовал! Да, это все знают. Не трогайте меня, я все равно скажу!
— Истеричка ты, больше ничего.
(Как неприятно все это! Болит под ложечкой. Тошнит. Болен я, не надо…)
— Рассказывайте, но только без эмоций.
— Отдел снабжения перестал нас снабжать: «Денег нет», «У вас аппетиты большие». (Передразнил Швечика. Похоже.) А нам, как нарочно, нужна масса всякой всячины для машины. С Юркой вообще не хотят разговаривать: ты, говорят, не наш. А комнату Василь Василич сам дал — «во временное пользование», я расписку писал. Она ему не нужна сейчас, потому что опытную установку демонтировали. Все, что сделали, — на энтузиазме и на воровстве. Сколько твои ребята повыносили с заводов деталей?
(Воровство. Еще чего?)
— Да нет, вы не бойтесь, там нам сами дают, только вынести через проходную нельзя открыто.
Это еще полбеды. Всегда прижимали, да и денег у дирекции в самом деле мало. Еще что? Жду.
— Не все еще. Этот тип начал нас вызывать к себе. Я не знаю, что он Семену говорил…
— Знаешь ты, я рассказывал!
— …не знаю, что он Семену говорил, а у меня прямо спрашивал, что думаю делать, когда шеф умрет, как будет с тематикой… «Какого бы вы хотели заведующего?» Что нужно сильного, который бы защитил новое дело. Я так понял, что он сам хочет взять нашу лабораторию.
(Вот сволочь! Впрочем, чего от него ждать? Постой, а может, Вадим путает?)
— Он прямо сказал?
— Он-то не сказал, да я сам прямо спросил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64