Когда толпа разошлась и все успокоилось, человек, вызвавшийся помочь звонарям, отыскал старую Сарабу и привел ее в чувство.— Ну как, жива? Ничего, ты в порядке.— Будь ты проклят! Будь проклят с твоими дьявольскими проделками!— Замолчи, старая Абракса! Замолчи и убирайся.Нищенку Сарабу не нашли среди трупов. Она вообще исчезла. Да, по правде говоря, никто ее особенно и не искал. Пропала, — ну и Бог с нею. Глава II В доме священника обсуждают таинственное исчезновение проповедника в тот страшный вечер.
— Печальное произошло вчера событие...— Увы, брат мой, — застенчиво отвечал молодой священник своему высокому собеседнику, кюре храма Сен-Мишель, одного из богатейших и многочисленных приходов Нанта, — очень, очень печальное.— Известно ли вам число жертв? Ведь вы были там во время этой ужасной катастрофы.— Я ничего не знаю, — еще более смутившись, отвечал молодой священнослужитель.— Вы совсем ничего не едите, любезный викарий Викарий — помощник католического священника (у православных — диакон).

, — обратился кюре к одному из тех круглолицых, пухлощеких людей, глядя на которых невольно думаешь: быть может, пост поможет им похудеть.— Что вы, брат мой, что вы! Я прекрасно питаюсь. Сегодня утром я неплохо позавтракал. А знаете ли вы, как приятно заставить себя не есть, когда есть очень хочется.— А почему вы ничего не едите, юный брат мой? — вновь повернулся кюре к молодому священнику, покрасневшему до ушей оттого, что вот уж в который раз он обращает на себя внимание столь высокой особы.— Простите меня, братья, я наелся, я совершенно сыт.— Но это еще не все.— Жан, Жан, принеси-ка нам что-нибудь еще, что-нибудь более аппетитное.— Наш предыдущий викарий был жизнелюбив, и я не припомню случая, что бы он отказывался от угощения.— Да, удивительный человек, — отвечал кюре. — Жаль, остальные не смогли присоединиться к нам сегодня. Они служат на погребении погибших и помогают тем несчастным, которых удалось спасти в этой страшной давке.— Беда, что и говорить. Но подумайте-ка, дорогой кюре, ведь проповедник так и не явился.— Может быть, его не было в городе?— Отнюдь, дорогой кюре, я вижу, вы не заметили всей странности того вечера. А вы, мой юный брат?— Что тут можно сказать? — опять смутился тот. — Проповедь уже пора было начинать, а проповедника никак не могли найти.— В таком случае я введу вас в курс дела.— Но, Жан, Жан! Поторопись. — Викарий зазвонил в колокольчик, и если настойчивость звонка соответствовала степени голода хозяина, то можно с уверенностью утверждать, что он голоден как волк.— Бедняга Жан все еще не может отойти от вчерашнего. Ведь в этой заварухе пропал его брат. Известие сильно его потрясло. Брат был моложе и служил кюре в Брэнском приходе.— Да-да, я слышал.В это время в комнате показался Жан; глубоко опечаленное лицо, остановившиеся глаза красноречиво свидетельствовали о его переживаниях. Жан принес несколько блюд, расставил на столе и поспешно удалился, с трудом сдерживая рыдания. Горе любит уединение, а если вокруг тебя люди, оживленная беседа, то оно становится острее и его невозможно усыпить, заглушить, успокоить.Есть много способов забыться, отдалить от себя боль потери, перестать чувствовать ее, однако все равно рано или поздно придется просыпаться, возвращаться к реальности, снова начинать жить, превозмогая душевную боль. Сон не прогоняет беду, он просто снимает остроту восприятия. Иногда горе так велико, что человеку нужно хотя бы ненадолго забыться, уйти от его ужаса, разрывающего сердце. Древние выпивали напиток забвения и — готово. Теперь же остается лишь два способа. Первый — вечный сон, а проще говоря смерть. Она положит конец всем страданиям. Второй — вино, дебоши, разгул, неистовство. О! Они усыпляют все чувства, а сердце превращают в камень. Но и это не может длиться долго. В конце концов наступает все та же смерть.Вернемся же к нашим героям. Жан не в силах был сдерживаться: слезы потекли по его щекам, и он поспешно удалился.— Несчастный!— И несчастен вдвойне, заметьте. Неизвестность хуже смерти. Смерть сразу убивает все надежды, а неизвестность, хоть и позволяет надеяться, все же изматывает душу постоянным беспокойством.— Хорошо сказано, мой юный брат, хорошо сказано!Молодой богослов запнулся и опустил глаза, смутившись от того, что невольно выдал свои сокровенные мысли.— Итак, викарий, — произнес кюре, глубоко вздохнув, — вы, кажется, обещали рассказать нам о том, что же произошло вчера.— Да-да, дорогой кюре. Если помните, то этот самый паломник, этот иностранный проповедник не изъявлял желания непременно остановиться в нашем городе и произнести проповедь. Мы, однако, подумали, что рассказ о страданиях Иисуса Христа — тут все трое обнажили головы; кюре и викарий — несколько развязно (таковы были их привычки), а молодой священник, наоборот, благоговейно — из уст побывавшего там, где все и происходило на самом деле, произведет надлежащий эффект во время Великого поста. Быть может, хотя бы любопытство приведет в храм тех, кто редко заходит в церковь.— Абсолютно с вами согласен, викарий. Абсолютно! Я целиком на вашей стороне. Ах! — и снова тяжелый вздох.— Сколько ни умоляли, все безрезультатно. Держа путь в Бордо Бордо — город и порт во Франции на р. Гаронна.

и намереваясь провести там несколько дней, он не мог задерживаться. Объяснившись, он раскланялся. Только его и видели.— В таком случае, — вмешался молодой священник, — каким образом его ожидали вчера в старой церкви?— Терпение, брат мой! Терпение — мать всех добродетелей.Юноша густо покраснел, смиренно сложил руки и продолжал внимательно слушать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43