Как только я получил твою первую телеграмму, я начал исподволь её подготавливать к ожидающей её в недалёком будущем неслыханной радости. Я говорил ей, что меня, кажется, навёл на след один шведский офицер, что в Бресте я познакомился с молодым моряком и почувствовал к нему большую симпатию… Но она ещё ничего не знает и ни о чём не догадывается, хотя и начинает уже подозревать, что её ждут какие-то новости… Сегодня утром, за завтраком, мне с большим трудом удалось скрыть от неё своё нетерпение. Я чувствовал, как она внимательно наблюдает за мной. Мне не раз уже казалось, что она вот-вот потребует от меня откровенного объяснения. Признаться, я больше всего этого опасался. Легко представить, какое несчастье могло бы обрушиться на нас, если бы случилось неожиданное недоразумение или возникла непредвиденная помеха! В такой истории, как наша, можно всего опасаться… Чтобы не встретиться с нею сегодня за обедом и не попасть в затруднительное положение, я спасся бегством под предлогом неотложных дел…Не дожидаясь багажа, они поехали на улицу Деварен в двухместной коляске, которой правил сам г-н Дюрьен.Тем временем, оставшись в одиночестве, г-жа Дюрьен с нетерпением дожидалась возвращения своего отца. Он правильно догадался о её желании вызвать его за обедом на откровенный разговор. Уже несколько дней как она была встревожена его странными уловками, многочисленными телеграммами, которые он получал, какими-то туманными намёками, проскальзывавшими в его словах. У отца и дочери вошло в привычку поверять друг другу все свои помыслы и чувства, и потому ей даже не приходило в голову, что он в состоянии от неё что-либо утаить. Уже много раз она собиралась с ним объясниться, но не осмеливалась нарушить его упорное молчание. «Должно быть, он готовит для меня какой-нибудь сюрприз, — думала она, — не стоит портить ему удовольствие».Но за последние два — три дня и особенно в это утро ей бросилось в глаза какое-то явное нетерпение, которое обнаруживалось в каждом жесте г-на Дюрьена, в счастливом блеске его глаз и в той непонятной настойчивости, с какой он возвращался к обстоятельствам гибели «Цинтии», хотя об этом они давно уже старались не говорить.И вдруг её словно осенило. Она смутно поняла, что появились какие-то признаки надежды, что отцу, по-видимому, удалось напасть на какой-то след, и он опять надеется найти её пропавшего сына. Даже и не подозревая, как далеко продвинулось дело, она твёрдо решила выпытать у него все подробности.Г-жа Дюрьен никогда не отказывалась от мысли, что сын её мог остаться в живых. До тех пор, пока мать не удостоверится собственными глазами, что её ребёнок мёртв, она не поверит в его гибель. Она будет убеждать себя, что свидетели ошиблись, что их ввело в заблуждение внешнее сходство, и даже много лет спустя она все ещё будет надеяться на внезапное возвращение пропавшего и не перестанет его ждать. Тысячи солдатских матерей и матерей моряков стараются тешить себя этой трогательной иллюзией.Что касается г-жи Дюрьен, то у неё были большие основания, чем у многих других, беречь и лелеять свою надежду. Все пережитые ужасы были так свежи в её памяти, трагические картины так отчётливо стояли у неё перед глазами, словно события двадцатидвухлетней давности произошли только вчера.Она видела перед собой «Цинтию», осаждённую бушующей стихией, готовую пойти ко дну от удара первой волны. Она видела себя привязывающей малютку к широкому спасательному кругу, в то время как пассажиры и матросы с бою захватывали места в спасательных шлюпках; оттеснённая толпой, она умоляла, требовала, чтобы захватили хотя бы её ребёнка, но в эту минуту какой-то человек вырвал у неё из рук её бесценное сокровище, а сама она была брошена в шлюпку. Почти в тот же миг обрушился новый вал и — о, ужас! — спасательный круг мелькнул на гребне волны, кружева колыбели надулись от ветра, который уносил свою добычу, как пёрышко, упавшее в бурный поток. Душераздирающий вопль смешался с криками и стонами насмерть перепуганных люден, потом отчаянная борьба, падение во мрак, потеря сознания… Потом пробуждение, безграничная скорбь, мучительные ночи в горячке и бреду… А затем длительные и безуспешные поиски и безысходная тоска, поглотившая все другие чувства…О, как свежо все это было в её памяти! А вернее сказать, её до такой степени потрясла пережитая трагедия, что она уже не в силах была оправиться. Прошло почти четверть века с тех пор, как это случилось, а г-жа Дюрьен, как и в первые дни, продолжала оплакивать своё дитя. Её бедное материнское сердце изнемогало от горя, и вся её жизнь, омрачённая трауром, была отдана воспоминаниям.Перед её духовным взором часто возникал образ сына, последовательно переходящего из одного возраста в другой. Детство сменялось отрочеством, подросток становился юношей. Из года в год она рисовала его себе таким, каким он мог бы стать и каким, возможно, был в действительности, ибо она ни на минуту не переставала верить в его возвращение. Ничто не могло поколебать её безотчётную надежду — ни бесполезные хлопоты, ни бесплодные поиски, ни истёкшее время!Вот почему в этот вечер она ожидала отца с твёрдым намерением освободиться от мучивших её сомнений.Вошёл г-н Дюрьен. Его сопровождал молодой человек, который был представлен ей в следующих выражениях:— Дорогая моя, это тот самый Эрик Герсебом, о котором я тебе рассказывал. Он только что прибыл в Париж. Географическое общество присудило ему большую почётную медаль, и он оказал мне честь, согласившись воспользоваться нашим гостеприимством.По пути с вокзала было решено, как Эрику себя вести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75