Увидим… позже. А сейчас я дам вам приказ, последний, который вы от меня получите.
— Я вас слушаю.
— Начиная с этой минуты, сударь, я — ничто на борту корабля и вы принимаете его командование… Обстоятельства сильнее меня, не могу больше бороться… Что-то плохо соображаю и мне очень не по себе, господин Кертис, — добавляет Сайлас Хантли, сжимая лоб обеими руками.
Помощник капитана внимательно вглядывается в того, кто до сих пор командовал кораблем, и ограничивается ответом:
— Хорошо, сударь!
Потом, поднявшись на палубу, он передает мне этот разговор.
— Если этот человек окончательно и не сошел с ума, — говорю я, — то во всяком случае он душевнобольной. Хорошо, что капитан добровольно отказался от командования.
— Я замещаю его в очень тяжелых условиях, — заявляет Роберт Кертис. — Ну что же, я исполню свой долг.
Сказав это, Роберт Кертис подзывает матроса и приказывает вызвать боцмана, который тотчас же является.
— Боцман, — говорит ему Роберт Кертис, — соберите экипаж у грот-мачты.
Через несколько минут все матросы «Ченслера» уже толпятся в назначенном месте.
Роберт Кертис становится среди них.
— Ребята, — говорит он спокойно, — в этом тяжелом для всех нас положении и по причинам, о которых я не хочу говорить, Сайлас Хантли сложил с себя обязанности капитана. С сегодняшнего дня на борту командую я.
Так Роберт Кертис стал капитаном «Ченслера», и это назначение может лишь послужить к общему благу. Теперь во главе экипажа стоит человек решительный и надежный, готовый на все ради нашего спасения. Летурнеры, Фолстен и я тотчас же поздравляем Роберта Кертиса, к нам присоединяются лейтенант и боцман.
Корабль продолжает идти на юго-запад, и Роберт Кертис, велев поднять все паруса, стремится поскорее добраться до ближайшего из Малых Антильских островов.
13. С ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОГО ПО ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОЕ ОКТЯБРЯ
Все эти пять дней море очень неспокойно. И хотя «Ченслер» идет с попутным ветром и волной, его так и подбрасывает. Находясь на этом горящем брандере, мы не имеем ни минуты покоя и завистливым взглядом созерцаем окружающую нас воду, которая притягивает, завораживает.
— А почему бы не прорубить отверстие в палубе? — спрашиваю я у Роберта Кертиса. — Пусть вода зальет трюм. Велика ли беда, если корабль наполнится водой? Ведь, потушив пожар, можно будет насосами откачать воду!
— Я уже говорил вам и повторяю, господин Казаллон, — отвечает Роберт Кертис, — что едва только воздух проникнет в трюм, как пожар мгновенно распространится и пламя охватит весь корабль от киля до клотика! Мы бессильны что-либо сделать. Бывают обстоятельства, когда надо иметь мужество ждать.
— Да, герметически заделать все щели — вот единственное средство борьбы с пожаром. Этим-то как раз и занимаются матросы.
Между тем пожар все больше распространяется и, быть может, быстрее, чем мы предполагаем. Стало так жарко, что пассажиры вынуждены искать убежище на палубе и в двух кормовых каютах с большими иллюминаторами; только там и можно еще дышать. Миссис Кир не покидает одну из них, а другую Роберт Кертис предоставил торговцу Руби. Я несколько раз навещал этого несчастного, который совершенно потерял рассудок, и его приходится держать связанным, иначе он разнесет в щепки дверь каюты. Странное дело! В своем безумии он не забыл о пожаре и жалобно стонет, точно в силу какого-то непонятного физиологического явления ощущает настоящие ожоги.
Я не раз заходил также к бывшему капитану. Он вполне спокоен и здраво рассуждает обо всем, кроме мореплавания. Касаясь этого предмета, Сайлас Хантли становится невменяемым. Я предложил больному поухаживать за ним, по он отказался. Из своей каюты он не выходит.
Сегодня помещение экипажа полно едким, удушливым дымом, который проникает сквозь перегородку. Ясно, что пожар приближается с этой стороны, и, прислушавшись, можно даже расслышать глухое шипение. Но ведь для того, чтобы огонь разгорелся, надо много кислорода. Где же отверстие, которое осталось незамеченным во время наших поисков? Страшная катастрофа близится! Быть может, это вопрос нескольких дней, нескольких часов. А на море, к несчастью, такое волнение, что нечего и думать о том, чтобы спустить шлюпки.
По приказу Роберта Кертиса перегородку покрыли брезентом, который беспрестанно поливают водой. Несмотря на это, дым по-прежнему распространяется вместе с влажным горячим воздухом и наполняет носовую часть корабля, где становится невозможно дышать.
Хорошо, что грот-мачта и фок-мачта железные. Не будь этого, они загорелись бы у основания, упали бы на палубу и мы погибли бы.
Роберт Кертис велел поставить все паруса, какие у нас есть, и подгоняемый усилившимся северо-восточным ветром «Ченслер» быстро идет вперед.
Вот уже две недели, как начался пожар, и он разгорается, так как мы бессильны бороться с ним. Управлять судном становится все труднее. Ют не приходится над трюмом, и там еще можно ходить, но зато на палубу невозможно ступить, вплоть до бака, даже в обуви на толстой подошве. Вода больше не охлаждает досок, которые лижет снизу огонь, и они коробятся посредине. Пазы расходятся. Смола плавится, закипает вокруг суков и растекается капризными узорами, следуя крену судна, которое из стороны в сторону швыряют волны.
Вдруг в довершение несчастья ветер резко меняет направление и начинает дуть с такой бешеной силой, что напоминает ураганы, какие бывают иногда в этих местах. Он лишь отдаляет нас от Антильских островов, к которым мы стремимся. Роберт Кертис пытается сопротивляться буре и приводит «Ченслер» к ветру, но сила ветра так велика, что нам остается спасаться бегством, чтобы избавиться от свирепых валов, особенно страшных, когда они обрушиваются на кормовую часть судна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49