Не случившееся трагическое событие не впускается в настоящее,
а само оно не впускает настоящее в прошедшее. Это событие,
ни в один из моментов не став психологически настоящим,
рвет связь времен, делит жизнь на несвязанные "до" и "после".
Шок оставляет человека в этом "до", где умерший был еще
жив, еще был рядом. Психологическое, субъективное чувство
реальности, чувство "здесь-и-теперь" застревает в этом "до",
объективном прошлом, а настоящее со всеми его события ми
проходит мимо, не получая от сознания признания его реальности.
Если бы человеку дано было ясно осознать что с ним происходит
в этом периоде оцепенения, он бы мог сказать соболезнующим
ему по поводу того, что умершего нет с ним: "Это меня нет
с вами, я там, точнее, здесь, ним".
Такая трактовка делает понятным механизм и смысл возникновения
и дереализационных ощущений, и душевной анестезии: ужасные
события субъективно не наступит ли; и послешоковую амнезию:
я не могу помнить то, в чем не участвовал; и потерю аппетита
и снижение либидо -этих витальных форм интереса к внешнему
миру; и злость. Злость - это специфическая эмоциональная
реакция на преграду, помеху в удовлетворении потребности.
Такой помехой бессознательному стремлению души остаться
с любимым оказывается вся реальность: ведь любой человек,
телефонный звонок, бытовая обязанность требуют сосредоточения
на себе, заставляют душу отвернуться от любимого, выйти хоть
на минуту из состояния иллюзорной соединенности с ним.
Что теория предположительно выводит из множества фактов,
то патология иногда зримо показывает одним ярким примером.
П. Жане описал клинический случай девочки, которая долго
ухаживала за больной матерью, а после ее смерти впала в болезненное
состояние: она не могла вспомнить о случившемся, на вопросы
врачей не отвечала, а только механически повторяла движения,
в которых можно было разглядеть воспроизведение действий,
ставших для нее привычными во время ухода за умирающей.
Девочка не испытывала горя, потому что полностью жила в прошлом,
где мать была еще жива. Только когда на смену этому патологическому
воспроизведению прошлого с помощью автоматических движений
(память-привычка, по Жане) пришла возможность произвольно
вспомнить и рассказать о смерти матери (память-рассказ),
девочка начала плакать и ощутила боль утраты. Этот случай
позволяет назвать психологическое время шока "настоящее в
прошедшем". Здесь над душевной жизнью безраздельно властвует
гедонистический принцип избегания страдания. И отсюда процессу
горя предстоит еще долгий путь, пока человек сможет укрепиться
в "настоящем" и без боли вспоминать о свершившемся прошлом.

Следующий шаг на этом пути - фаза поиска - отличается, по
мнению С. Паркеса, который и выделил ее, нереалистическим
стремлением вернуть утраченного и отрицанием не столько факта
смерти, сколько постоянства утраты. Трудно указать на временные
границы этого периода, поскольку он довольно постепенно сменяет
предшествующую фазу шока и затем характерные для него феномены
еще долго встречаются в последующей фазе острого горя, но
в среднем пик фазы поиска приходится на 5-12-й день после
известия о смерти.
В это время человеку бывает трудно удержать свое внимание
во внешнем мире, реальность как бы покрыта прозрачной кисеей,
вуалью, сквозь которую сплошь и рядом пробиваются ощущения
присутствия умершего: звонок в дверь - мелькнет мысль: это
он; его голос - оборачиваешься - чужие лица; вдруг на улице:
это же он входит в телефонную будку. Такие видения, вплетающиеся
в контекст внешних впечатлений, вполне обычны и естественны,
но пугают, принимаясь за признаки надвигающегося безумия.

Иногда такое появление умершего в текущем настоящем происходит
в менее резких формах. P., мужчина 45 лет, потерявший во
время армянского землетрясения любимого брата и дочь, на
29-й день после трагедии, рассказывая мне о брате, говорил
в прошедшем времени с явными признаками страдания, когда
же речь заходила к дочери, он с улыбкой и блеском в глазах
восторгался, как она хорошо учится (а не "училась"), как
ее хвалят, какая помощница матери. В этом случае двойного
горя переживание одной утраты находилось уже на стадии острого
горя, а другой - задержалось на стадии "поиска".
Существование ушедшего в сознании скорбящего отличается
в этот период от того, которое нам открывают патологически
заостренные случаи шока: шок внереалистичен, поиск - нереалистичен:
там есть одно бытие - до смерти, в котором душой безраздельно
правит гедонистический принцип, здесь - "как бы двойное бытие"
("Я живу как бы в двух плоскостях",-говорит скорбящий), где
за тканью яви все время ощущается подспудно идущее другое
существование, прорывающееся островками "встреч" с умершим.
Надежда, постоянно рождающая веру в чудо, странным образом
сосуществует с реалистической установкой, привычно руководящей
всем внешним поведением горюющего. Ослабленная чувствительность
к противоречию позволяет сознанию какое-то время жить по
двум не вмешивающимся в дела друг друга законам - по отношению
к внешней действительности по принципу реальности, а по отношению
к утрате - по принципу "удовольствия". Они уживаются на одной
территории: в ряд реалистических восприятий, мыслей, намерений
("сейчас позвоню ей по телефону") становятся образы объективно
утраченного, но субъективно живого бытия, становятся так,
как будто они из этого ряда, и на секунду им удается обмануть
реалистическую установку, принимающую их за "своих".
1 2 3 4 5 6