Эти
моменты и этот механизм и составляют специфику фазы "поиска".

Затем наступает третья фаза - острого горя, длящаяся до
6-7 недель с момента трагического события. Иначе ее именуют
периодом отчаяния, страдания и дезорганизации и - не очень
точно - периодом реактивной депрессии.
Сохраняются, и первое время могут даже усиливаться, различные
телесные реакции - затрудненное укороченное дыхание: астения:
мышечная слабость, утрата энергии, ощущение тяжести любого
действия; чувство пустоты в желудке, стеснение в груди, ком
в горле: повышенная чувствительность к запахам; снижение
или необычное усиление аппетита, сексуальные дисфункции,
нарушения сна.
Это период наибольших страданий, острой душевной боли. Появляется
множество тяжелых, иногда странных и пугающих чувств и мыслей.
Это ощущения пустоты и бессмысленности, отчаяние, чувство
брошенности, одиночества, злость, вина, страх и тревога,
беспомощность. Типичны необыкновенная поглощенность образом
умершего (по свидетельству одного пациента, он вспоминал
о погибшем сыне до 800 раз в день) и его идеализация - подчеркивание
необычайных достоинств, избегание воспоминаний о плохих чертах
и поступках. Горе накладывает отпечаток и на отношения с
окружающими. Здесь может наблюдаться утрата теплоты, раздражительность,
желание уединиться. Изменяется повседневная деятельность.
Человеку трудно бывает сконцентрироваться на том, что он
делает, трудно довести дело до конца, а сложно организованная
деятельность может на какое-то время стать и вовсе недоступной.
Порой возникает бессознательное отождествление с умершим,
проявляющееся в невольном подражании его походке, жестам,
мимике.
Утрата близкого - сложнейшее событие, затрагивающее все
стороны жизни, все уровни телесного, душевного и социального
существования человека. Горе уникально, оно зависит от единственных
в своем роде отношений с ним, от конкретных обстоятельств
жизни и смерти, от всей неповторимой картины взаимных планов
и надежд, обид и радостей, дел и воспоминаний.
И все же за всем этим многообразием типичных и уникальных
чувств и состояний можно попытаться выделить ют специфический
комплекс процессов, который составляет сердцевину острого
горя. Только зная его, можно надеяться найти ключ к объяснению
необыкновенно пестрой картины разных проявлений как нормального,
так и патологического горя.
Обратимся снова к попытке З. Фрейда объяснить механизмы
работы печали. "...Любимого объекта больше не существует,
и реальность подсказывает требование отнять все либидо,
связанное с этим объектом... Но требование ее не может быть
немедленно исполнено. Оно приводится в исполнение частично,
при большой трате времени и энергии, а до того утерянный
объект продолжает существовать психически. Каждое из воспоминаний
и ожиданий, в которых либидо было связано с объектом, приостанавливается,
приобретает активную силу, и на нем совершается освобождение
либидо. Очень трудно указать и экономически обосновать, почему
эта компромиссная работа требования реальности, проведенная
на всех этих отдельных воспоминаниях и ожиданиях, сопровождается
такой исключительной душевной болью" (Фрейд З. Печаль и меланхолия
// Психология эмоций. С. 205.). Итак, Фрейд остановился перед
объяснением феномена боли, да и что касается самого гипотетического
механизма работы печали, то он указал не на способ его осуществления,
а на "материал", на котором работа проводится,- это "воспоминания
и ожидания", которые "приостанавливаются" и "приобретают
повышенную активную силу".
Доверяя интуиции Фрейда, что именно здесь святая святых
горя, именно здесь совершается главное таинство работы печали,
стоит внимательно вглядеться в микроструктуру одного приступа
острого горя.
Такую возможность предоставляет нам тончайшее наблюдение
Анн Филип, жены умершего французского актера Жерара Филипа:
"[1] Утро начинается хорошо. Я научилась вести двойную жизнь.
Я думаю, говорю, работаю, и в то же время я вся поглощена
тобой. [2] Время от времени предо мною возникает твое лицо,
немного расплывчато, как на фотографии, снятой не в фокусе.
[3] И вот в такие минуты я теряю бдительность: моя боль
- смирная, как хорошо выдрессированный конь, и я отпускаю
узду. Мгновение - и я в ловушке. [4] Ты здесь. Я слышу твой
голос, чувствую твою руку на своем плече или слышу у двери
твои шаги. [5] Я теряю власть над собой. Я могу только внутренне
сжаться и ждать, когда это пройдет. [6] Я стою в оцепенении,
[7] мысль несется, как подбитый самолет. Неправда, тебя
здесь нет, ты там, в ледяном небытии. Что случилось? Какой
звук, запах, какая таинственная ассоциация мысли привели
тебя ко мне? Я хочу избавиться от тебя. хотя прекрасно понимаю,
что это самое ужасное, но именно в такой момент у меня недостает
сил позволить тебе завладеть мною. Ты или я. Тишина комнаты
вопиет сильнее, чем самый отчаянный крик. В голове хаос,
тело безвольно. [8] Я вижу нас в нашем прошлом, но где и
когда? Мой двойник отделяется от меня и повторяет все то,
что я тогда делала" (Филип А. Одно мгновение. М., 1966.
С. 26-27).
Если попытаться дать предельно краткое истолкование внутренней
логики этого акта острого горя, то можно сказать, что составляющие
его процессы начинаются с [1] попытки не допустить соприкосновения
двух текущих в душе потоков - жизни нынешней и былой: проходят
через [4] непроизвольную одержимость минувшим: затем сквозь
[7] борьбу и боль произвольного отделения от образа любимого,
н завершаются [8] "согласованием времен" возможностью, стоя
на берегу настоящего, вглядываться в ноток прошедшего, не
соскальзывая туда, наблюдая себя там со стороны и потому
уже не испытывая боли.
1 2 3 4 5 6