Он находится сейчас в таком бедственном положении, что, я уверена, все его друзья встревожены и будут только рады оказать содействие любому разумному плану оказания помощи. Завтра я возвращаюсь в Берлин и задержусь в Базеле, чтобы посвятить в наш план Франца Овербека, давнишнего друга Ницше. Ваша репутация прекрасного диагноста должна сыграть нам на руку. Я уверена, что профессор Овербек сможет убедить Ницше проконсультироваться с вами по поводу состояния своего здоровья. Если у меня все получится, я дам вам знать письмом».
Она торопливо убрала письма Ницше обратно в ридикюль, вскочила, подхватила свою длинную плиссированную юбку, лисий палантин с кушетки и протянула доктору Брейеру руку. «А теперь, мой дорогой доктор Брейер…»
Когда она накрыла его руку своей, сердце Брейера заколотилось. «Не будь старым идиотом», — сказал он себе, но позволил себе раствориться в тепле ее рук. Он хотел рассказать ей, какое удовольствие доставляли ему ее прикосновения. Возможно, она знала об этом, так как она не отпускала его руку, пока говорила: «Я надеюсь, мы будем поддерживать тесный контакт. Не только из-за моих глубоких чувств к Ницше и моего страха, что я стала невольной виновницей его страданий. Здесь есть кое-что еще. Я также надеюсь, что мы с вами станем друзьями. Как вы заметили, у меня множество недостатков: я импульсивна, я вас шокирую, мне чужды условности. Но У меня есть и сильные стороны: я обладаю безошибочным чутьем на людей с благородством духа. И когда мне доводится встретить такого человека, я стараюсь его не терять. Так что, мы будем переписываться?»
Она отпустила его руку, направилась к двери, но внезапно остановилась. Она достала из сумки два небольших томика.
«Ой, доктор Брейер, совсем забыла. Думаю, вам стоит иметь две последние книги Ницше. Они помогут вам понять его. Но он не должен знать, что вы их видели. Это наведет его на подозрения, ведь таких книг было продано слишком мало».
Она снова коснулась руки Брейера. «И еще кое-что. Хотя сейчас у Ницше так мало читателей, он уверен, что к нему придет слава. Он сказал мне, что послезавтрашний день принадлежит ему. Так что не говорите никому о том, что помогаете ему. Не называйте никому его имя. Если вы это сделаете, а он узнает, он будет рассматривать это как великое предательство. Ваша пациентка, Анна О., — это ведь не настоящее ее имя? Вы используете псевдоним?»
Брейер кивнул.
«Я советую вам поступать так и с Ницше. AufWiedersehen, доктор Брейер», — и она протянула руку.
«AufWiedersehen, фройлен», — сказал Брейер, кланяясь и прижимая ее руку к губам.
Закрывая за ней дверь, он бросил взгляд на две тоненькие книги в мягком переплете, отметив их странные названия: « Die Frohliche Wissenschaft » («Веселая наука»), « Menschliches , Allwmenschliches » («Человеческое, слишком человеческое»), прежде чем положить их на стол. Он подошел к окну, чтобы еще раз напоследок посмотреть на Лу Саломе. Она раскрыла зонтик, сбежала по ступенькам и, не оглядываясь, села в ожидающий фиакр.
ГЛАВА 3
Отвернувшись от окна, Брейер потряс головой, отгоняя образ Лу Саломе. Затем он дернул висящий над его столом шнурок, давая фрау Бекер сигнал приглашать пациента, ожидающего в приемной. Герр Перлрот, сутулый человек с длинной бородой еврея-ортодокса, неуверенно вошел в кабинет. Как вскоре узнал Брейер, пять лет назад герр Перлрот перенес травму — тонзиллэктомию, ему удалили миндалины. Память об этой операции была столь ужасной, что он до сих пор не хотел обращаться к врачам. Даже в сложившейся ситуации он откладывал визит до тех пор, пока «безнадежное состояние», как он выразился, не оставило ему иного выхода. Брейер немедленно отбросил все свои врачебные замашки, вышел из-за стола и сел на стул рядом, как только что с Лу Саломе, чтобы просто поболтать со своим новым пациентом. Они поговорили о погоде, о новой волне еврейских иммигрантов из Галиции, о подстрекательстве антисемитских настроений Австрийским Союзом Реформаторов, об их общих корнях. Герр Перлрот, как и почти все члены еврейской общины, знал и уважал Леопольда Брейера, отца Йозефа, и через несколько минут доверие к отцу перешло и на сына.
«Итак, герр Перлрот, — начал Брейер, — чем я могу вам помочь?»
«Я не могу мочиться, доктор. Весь день и всю ночь. Мне нужно в туалет. Я бегу туда, но ничего не получается. Я стою, стою, в конце концов падает несколько капель. Через двадцать минут — опять. Мне опять хочется в туалет, но…»
Задав еще несколько вопросов, Брейер уже точно знал, в чем причина мучений герра Перлорта. Судя по всему, предстательная железа пациента перекрыла уретру. Оставалось выяснить только одно: было ли это доброкачественное увеличение простаты или же это был рак. При ректальном пальпировании Брейер не обнаружил твердых раковых узелков, вместо этого он нащупал рыхлое доброкачественное увеличение.
Услышав, что признаков рака нет, repp Перлрот расплылся в ликующей улыбке, схватил руку Брейера и впился в нее поцелуем. Но его настроение вновь омрачилось, когда Брейер объяснил, какой курс лечения ему придется проходить, стараясь, насколько это возможно, обнадежить своего пациента: мочеиспускательный канал следовало расширить посредством введения в пенис калиброванных металлических стержней, «зондов». Сам Брейер не занимался такими процедурами, поэтому он направил герра Перлрота к своему шурину Максу, урологу.
Когда герр Перлрот ушел, было шесть с небольшим. В это время Брейер выезжал к пациентам на дом. Он собрал свой вместительный черный кожаный докторский саквояж, надел отороченное мехом пальто и цилиндр и вышел на улицу, где его ждал кучер в запряженном двумя лошадьми экипаже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20