Поэтому наилучший выход для нее был в том, чтобы
опираться на авторитет отсутствующего мужа. Она заявляла: "Ваш отец это
строго запретил" - и делала при этом вид, что сама она была бы гораздо
сговорчивей. Только призывая непререкаемую власть мужа, ей удавалось
добиться повиновения младших. Порой приказание исходило от нее, а
недовольство доставалось на его долю; впрочем, он это переносил вполне
безболезненно, так как по большей части при сем не присутствовал. Она
добавляла к правилам субординации и мощное воздействие личного примера.
Именно так и детей и прислугу учили знать свое место.
То, что родительский авторитет в викторианскую эпоху, по-видимому,
достиг своего апогея, было прямым следствием многочисленности потомства.
Когда детская смертность внезапно и резко снизилась, семьи насчитывали по
двенадцать, четырнадцать и даже двадцать детей. Это превратило дом в
настоящую частную школу, где дисциплина была необходима, как никогда.
Правило, чтобы дети никогда не открывали рот, пока к ним не обратятся,
может пригодиться в любом случае, но, когда этих детей дюжина, если не
больше, это правило превращается в жизненную необходимость. Без главы и
повелителя жить было бы просто невозможно. Так что Мама изо всех сил
старалась поддержать авторитет Отца, используя его в свою очередь и для
самозащиты. "Придется рассказать все вашему отцу, когда он вернется из
конторы" - с помощью этих устрашающих слов она сохраняла порядок, и
нависшая над домом угроза превращалась в страх, когда она восклицала: "Я
слышу шаги вашего отца на лестнице!" Сама она не так уж трепетала перед
ним, это было притворство, но тут притворство могло оказать добрую услугу.
Дети готовы были сквозь землю провалиться еще до того, как их постигало
возмездие, а в результате создавалась относительно мирная и спокойная
домашняя обстановка. Весьма возможно, что иного способа держать в руках
домашние бразды правления и не существовало.
В двадцатом веке детей стало меньше, и женщины тут же взбунтовались.
Дисциплина больше не стояла во главе угла, и строй семейной жизни
переменился. Предполагалось, что если детей мало и интервалы между их
появлением на свет тщательно продуманы, то времени на объяснения с ними,
видимо, будет предостаточно. Может быть, хватит времени даже на чтение
трудов по детской психологии. Приказания отца перестали быть
непререкаемыми, как заповеди Священного писания, да и сама Библия
оказалась в изгнании, где-то на верхней полке, как совершенно неподходящее
чтение для малолетних. А с какой стати женщина должна покорно подчиняться?
И правда, с какой стати? После некоторых колебаний претензия женщин на
равенство была удовлетворена. Слова "да убоится" были вычеркнуты из обряда
бракосочетания или - по взаимному соглашению - потеряли свой прямой смысл:
это привело к более естественным отношениям между людьми разумными, к
более непосредственной дружбе и взаимопониманию, и любовь встала на место
страха. Отныне замужние женщины сохраняли право на свою собственность, а
некоторые даже делали независимую карьеру; и большинство мужчин
обрадовались наступившим переменам, с облегчением сбросив с плеч
обязанности непогрешимого домашнего тирана. Атмосфера в доме стала менее
чопорной и более непринужденной, и отныне все вопросы выносились на
обсуждение, а о трудностях толковали без страха и сомнения. Мы имеем все
основания полагать, что муж, живший в одно время с А.А.Милном, был более
приятным и добродушным человеком, чем современник Чарльза Диккенса.
Семейные анекдоты пришли на смену семейным молитвам. Ветхий завет уступил
место "Винни-Пуху".
Но до людей почему-то очень нескоро дошло, что эмансипация жены
подорвала власть родителей над детьми. Мать больше не подавала пример
покорности, хотя сама по-прежнему требовала послушания. Теперь между
родителями чаще стали возникать споры, а ребенок получил возможность
жаловаться на одного из них другому. Кончилось же это тем, что он совсем
перестал их слушаться. Свергнув мужчину с пьедестала, жена и мать,
собственно говоря, отняла у себя оружие для поддержания дисциплины. На
вопрос: "А почему нельзя играть со шлангом?" - она уже больше не может
бросить в ответ: "Потому что отец запретил". Теперь ей пришлось бы
ответить: "Потому что я сказала - нельзя!" Но так отвечать ей не хочется,
и она инстинктивно пускается в объяснения, избегая приказаний. Дети должны
бросить шланг, потому что соседи будут недовольны, потому что вода будет
литься зря, потому что одежда может намокнуть и потому, что сами дети
могут схватить воспаление легких и умереть. Но если пускаешься в
объяснения там, где нужно повиновение, пиши пропало. От детей удается
добиться невнятного обещания, что они будут осторожны, обещания, которое
через минуту уже позабыто и нарушено. Но страшны не прямые последствия, а
то, что дети раз и навсегда поймут: маму можно уговорить, а папа ничего им
не сделает, даже когда узнает, что они натворили. Жена, которая
спрашивает, заливаясь слезами: "Ну почему ты не хочешь на них повлиять?" -
взывает к авторитету, который она же и ниспровергла. Очутившись в столь
невыгодном положении, она начинает уверять себя и других, что дисциплина
старых времен не годится для современного ребенка. Ему нужно все
объяснять, не прибегая к насилию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196