Такое соревнование всегда чревато
множеством забот и огорчений, но воздействие их смягчается
приятным сознанием, что мы добились удачи: вожделения
наши удовлетворены, и мы не сомневаемся, что будем счастли-
вы вечно.
Однако чаще всего это блаженство быстро приходит к кон-
цу и, во всяком случае, теряет очарование новизны: едва до-
бившись желаемого, мы сразу начинаем стремиться к новым
целям, так как быстро привыкаем к тому, что стало нашим
достоянием, и приобретенные блага уже не кажутся столь цен-
ными и заманчивыми. Мы неприметно изменяемся, то, чего
мы добились, становится частью нас самих и, хотя утрата его
была бы жестоким ударом, обладание им не приносит пре-
жней радости: она потеряла свою остроту, и теперь мы ищем
ее не в том, чего еще недавно так пылко желали, а где-то на
стороне. В этом невольном непостоянстве повинно время, ко-
торое, не спрашивая нас, частицу за частицей поглощает и нашу
жизнь, и нашу любовь. Что ни час, оно неощутимо стирает
какую-нибудь черту юности и веселья, разрушая самую суть
их прелести. Человек становится степеннее, и дела занимают
его не меньше, чем страсть; чтобы не зачахнуть, любовь долж-
на теперь прибегать ко всевозможным ухищрениям, а это оз-
начает, что она достигла возраста, когда уже виден конец. Но
насильственно приблизить его никто из любящих не хочет,
ибо на склоне любви, как и на склоне жизни, люди не решают-
ся по доброй воле уйти от горестей, которые им еще остается
претерпеть: перестав жить для наслаждений, они продолжают
жить для скорбей. Ревность, недоверие, боязнь наскучить, бо-
язнь оказаться покинутым - эти мучительные чувства столь
же неизбежно связаны с угасающей любовью, как болезни -
с чересчур долгой жизнью: живым человек чувствует себя
только потому, что ему больно, любящим - только потому,
что испытывает все терзания любви. Дремотное оцепенение
слишком длительных привязанностей всегда кончается лишь
горечью да сожалением о том, что связь все еще крепка. Итак,
всякое одряхление тяжко, но всего невыносимее - одряхле-
ние любви.
10.0 ВКУСАХ
У иных людей больше ума, чем вкуса, у других больше вку-
са, чем ума Людские умы не столь разнообразны и прихот-
ливы, как вкусы.
Слово <вкус> имеет различные значения, и разобраться в
них нелегко. Не следует путать вкус, влекущий нас к какому-
либо предмету, и вкус, помогающий понять этот предмет и оп-
ределить согласно всем правилам его достоинства и недостат-
ки. Можно любить театральные представления, не обладая
вкусом столь тонким и изящным, чтобы верно о них судить, и
можно, вовсе их не любя, иметь достаточно вкуса для верного
суждения. Порою вкус неприметно подталкивает нас к тому,
что мы созерцаем, а иной раз бурно и неодолимо увлекает вслед
за собой.
У одних вкус ошибочен во всем без исключения, у других
он заблуждается лишь в некоторых областях, зато во всем, до-
ступном их разумению, точен и непогрешим, у третьих - при-
чудлив, и они, зная это, ему не доверяют. Есть люди со вкусом
неустойчивым, который зависит от случая; такие люди изме-
няют мнения по легкомыслию, восторгаются или скучают толь-
ко потому, что восторгаются или скучают их друзья. Другие
полны предрассуждений: они - рабы своих вкусов и почита-
ют их превыше всего. Существуют и такие, которым приятно
все, что хорошо, и невыносимо все, что дурно: взгляды их отли-
чаются ясностью и определенностью, и подтверждений своему
вкусу они ищут в доводах разума и здравомыслия.
Некоторые, следуя побуждению, непонятному им самим,
...больше вкуса, чем ума. - По свидетельству мадам де Лафайет,
для одной из бесед, происходивших в особняке Гурвиля, именно Ларош-
(Ьуко предложил тему о вкусах.
сразу выносят приговор тому, что представлено на их суд, и
при этом никогда не делают промахов. У этих людей вкуса
больше, чем ума, ибо ни самолюбие, ни склонности не властны
над их прирожденной проницательностью. Все в них - гар-
мония, все настроено на единый лад. Благодаря царящему в
их душе согласию, они здраво судят и составляют себе пра-
вильное представление обо всем, но, вообще говоря, мало таких
людей, чьи вкусы были бы устойчивы и независимы от вкусов
общепринятых; большинство лишь следует чужим примерам
и обычаю, черпая из этого источника почти все свои мнения.
Среди перечисленных здесь разнообразных вкусов трудно
или почти невозможно обнаружить такого рода хороший вкус,
который знал бы истинную цену всему, умел бы всегда распо-
знавать подлинные достоинства и был бы всеобъемлющ. По-
знания наши слишком ограничены, а беспристрастие, столь
необходимое для правильности суждений, большей частью
присуще нам лишь в тех случаях, когда мы судим о предме-
тах, которые нас не касаются. Если же речь идет о чем-то нам
близком, вкус наш, колеблемый пристрастием к предмету, ут-
рачивает это столь нужное ему равновесие. Все, что имеет от-
ношение к нам, всегда выступает в искаженном свете, и нет
человека, который с равным спокойствием смотрел бы на пред-
меты дорогие ему и на предметы безразличные. Когда речь
идет о том, что нас задевает, вкус наш повинуется указке себя-
любия и склонности; они подсказывают суждения, отличные
от прежних, рождают неуверенность и бесконечную перемен-
чивость. Наш вкус уже не принадлежит нам, мы им не распо-
лагаем. Он меняется помимо нашей воли, и знакомый предмет
предстает перед нами со стороны столь неожиданной, что мы
уже не помним, каким видели и ощущали его прежде.
II. О СХОДСТВЕ ЛЮДЕЙ С ЖИВОТНЫМИ
Люди, как и животные, делятся на множество видов, столь
же несхожих между собой, как несхожи разные породы и виды
животных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132