Избранный способ изложения внутрифрагментного материала помо-
гает органично смикшировать контрасты и подчеркнуть палитру воззре-
ний, что выгодно отличает данную книгу от другой научной и учебной
литературы, где противоречивость персонажа весьма мешала пишущим
и заставляла их заниматься комментаторской эквилибристикой, что, без-
условно, влекло невольное накручивание листажа.Я сознательно элиминировал надуманную проблему <ранних> и <позд-
них> взглядов. Всякий, кто хоть сколько был приобщен к счастью твор-
чества, знает, что так называемые <поздние> мысли - это вовсе не взгля-
ды, родившиеся в зрелости или собранные в саду преклонных лет, а всего
лишь навсего то, что было найдено в юности или молодости, но до чего
только сейчас наконец-то дошли руки или подоспело время.
Иногда я поступал как реставратор, был и ретушером, а по большей
части - выбирал поудобнее ракурс и освещал лицо, как это делает
любой фотограф, стараясь преподнести облик клиента в наиболее выиг-
рышном для последнего виде.
Внимательное знакомство с текстом книги <Анатомия мудрости>
предполагает наведение той мысли, что репертуарный набор почти у
всех <интеллектуалов> один и тот же. Это поддающиеся перечислению
проблемы и общеузловые точки стандартных координат и отсчетов в
философии. Но вот музыка, которую исполняли все персонажи данной
книги, была строго индивидуальной, своеобразной, принципиально от-
стоящей от таковой у предшественников и современников. Каждый из
философов убедительно показывал на своем примере, что на острие и
одному тесно, не то что толпой.
А острием предмет рассмотрения становился как бы сам собой. Сня-
тие с объекта наслоений ложных воззрений и устремление ударов крити-
ческой мысли в одну точку в чем-то сродни состругиванию, заостряюще-
му карандаш в точилке.
Я старался брать у своих героев только те мысли, суждения и утвер-
ждения, которые после их преподнесения миру становятся истинами фак-
та, то есть их бесспорность столь велика и однозначна, что так и хочется
воскликнуть каждому, к ним приобщающемуся: <И как это люди могли
такого не видеть?!>.
Неоспоримость включенных в книгу заметок не в том, что их не
оспаривали, а в том, что их не смогли оспорить, то есть заряд новизны
выявленного обогащал копилку знания рода человеческого независимо
от личности нашедшего и судьбы концептуального фона, в котором
новинка опубликовывалась или предавалась гласности.
При подготовке этой книги мною были использованы многие сотни
источников - газеты, журналы, монографии, коллективные труды, раз-
нообразные компендиумы, заурядные компиляции, теоретические изы-
скания в параллельных или близлежащих сферах, общефоновые тексты и
материалы.
Что меня поразило, так это обилие <коммуникационных> искажений
и ошибок. Смысловые и орфографические, лексические и пунктуацион-
ные, стилистические и просто из-за невнимательности и небрежности!
Порой я ловил себя на мысли: а как же люди понимают философскую
литературу, если сплошь и рядом встречаются лишние или недостающие
частицы <не>, колеблются основания частицы <ни>, отсутствует чет-

кость в употреблении словосочетаний <так же> и <также>, а тяжеловес-
ность иных конструкций превращает обычное по мысли предложение в
неприступную крепость для любого ума.
Получается, что даже если не давать ничего нового, а только занять-
ся исправлением уже изданного, и то можно рассчитывать на признание
такого труда.
Я думаю, что философские произведения должны с периодичностью
20-40 лет полностью и заново переиздаваться: смена парадигм мышле-
ния, социальной и научной культуры, языковое развитие ведут к тому,
что лексика и понимание философских проблем должны приводиться в
соответствие с новейшими запросами времени. В этом смысле, каждому
поколению - свою философию! Ибо философия - это не проблемы, а
то, как мы хотим и можем их понимать.
В данной работе учтены все моменты, потребовавшие коррекции.
Специальные усилия были положены на отслеживание единой логики,
как внутри фрагментов, так и в целом по каждой из систем, по любому из
учений.
В ряде случаев переводы были изложены в соответствии с содержа-
нием фрагментов и удобочитаемым восприятием. Что касается слова
<бог>, то оно употребляется и с большой и с маленькой буквы - по
характеру передачи этого понятия первоисточниками. Можно было, ко-
нечно, унифицировать стилистику первой буквы, но что, если этот раз-
нобой идет не от произвола издателей и публикаторов, а от воли самих
авторов?!
Существенным является также и то, что наследие каждого философа
подвергалось прессованию по однопорядковым позициям и по смыслооб-
разующим блокам. В результате чего самопогашались многословие и
повторения. Большинство рассуждений в итоге сжималось до уровня
значимых концентратов: формул, постулатов, аксиом, системных пред-
писаний. Естественно, что мудрость в рафинированной форме более
удобна к употреблению; логика мысли выстраивается очевиднее и коро-
че.
В заставочном разделе каждого фрагмента даны, так сказать, <порт-
ретные афоризмы>, то есть высказывания сверхзначимого плана именно
в устах данной личности, именно как ее основное интеллектуальное
наследие.
В этой книге философия не выступает как свод преходящих и оши-
бочных суждений. Мы видим, как из подлинных черт складывается дей-
ствительное, часто очень непривычное, порой даже непривлекательное
лицо мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194