Тем не менее нам известно также, что в языке хопи нет ни прошедшего, ни будущего времени, нет и соответствующих понятий. Как же тогда хопи могут быть похожи на нас? А у инуитов нет местоимения первого лица. Так как же их мир может быть подобен нашему?
Грамматика языков – их внутренние правила – тщательно изучена. Однако слишком мало внимания было посвящено исследованию того, как язык создает и определяет пределы реальности. Быть может, язык правильнее понимать, считая его магическим, ибо в магии подразумевается, что мир сотворен языком.
Если язык принять за первичные данные познания, то мы здесь, на Западе, введены в досадное заблуждение. Только шаманские подходы способны будут дать нам ответы на вопросы, которые мы считаем наиболее интересными: кто мы такие? откуда мы? к какому уделу движемся? Вопросы эти никогда не были так важны, как сегодня, когда очевидность несостоятельности науки, ее неспособности напитать душу человека ощущается во всем. Ведь у нас не просто временный духовный кризис; если мы не будем достаточно бдительны, он станет смертельным приговором коллективному телу и духу.
Рациональный, механистический, антидуховный уклон нашей собственной культуры сделал для нас невозможным оценить духовную установку шамана. В культурном и языковом плане мы слепы к миру сил и взаимосвязей, отчетливо видимых тому, кто сохранил характерное для Архаичного отношение к природе.
Конечно, когда я 20 лет назад прибыл на Амазонку, я ничего этого не знал. Подобно большинству людей Запада, я считал, что магия – феномен чего-то наивного и примитивного, что наука может дать объяснение всему происходящему в мире. В таком состоянии интеллектуальной наивности я впервые столкнулся с псилоцибиновыми грибами в местечке Сан-Аугустино в Альто-Магдалене (Южная Колумбия). Потом, немного позже, во Флоренсии у меня произошла также встреча и знакомство с визионерским напитком йяге или аяхуаска из лианы вида Banisteriopsis - подпольной легенды 60-х годов. /Ср.: William Burroughs and A. Ginsberg, The Yage Letters (San Francisco: City Light Books, 1963)/
Переживания, которые охватили меня в этих путешествиях, были Преображающими для моей личности и, что еще важнее, они ввели меня в опыт, жизненно важный для восстановления равновесия в нашем обществе и окружающей среде.
Я принял участие в групповом разуме, который порождается в визионерских сеансах аяхуаскеро . Я видел магические стрелы красного света, которые один шаман может послать против другого. Но откровениями большими, чем паранормальные подвиги даровитых магов и духовных целителей, были те внутренние богатства, которые я обнаружил в собственном уме в кульминационные моменты этих переживаний. Я предлагаю свой отчет как свидетель, которым мог стать каждый: если через эти переживания прошел я, то они могут быть частью общего опыта мужчин и женщин везде и всюду.


СЕРДЦЕ ШАМАНИЗМА

Мое шаманское воспитание не было уникальным. Тысячи людей так или иначе приходят к выводу, что психоделические растения и институт шаманов, предполагающий их использование, являются серьезным инструментом исследования внутренних глубин человеческой психики. Психоделические шаманы ныне составляют распространенную по всему миру и разрастающуюся субкультуру исследователей гиперизмерений, причем многие из них – люди весьма образованные. Уже вырисовывается определенная картина, какая-то область просматривается еще смутно, но становится все заметнее, требуя к себе внимания рационального обсуждения и, возможно, угрожая разрушить его. Мы еще можем вспомнить, как жить и как занять свое настоящее место в этом соединяющем узоре – в лишенной швов материи всех вещей.
Понимание того, как достигнуть этой гармонии, скрывается в забытых и попранных культурах тропических лесов и пустынь третьего мира, а также в заповедниках и резервациях, в которые культуры владычества загнали аборигенов. Шаманский гнозис, должно быть, умирает. Он, несомненно, меняется. Но растительные галлюциногены, являющиеся источником старейшей из человеческих религий, остаются прозрачным родником, таким же освежающим, как и всегда. Шаманизм жизнеспособен и реален, потому что в нем происходит индивидуальная встреча с проблемой и чудом, экстазом и экзальтацией, вызываемыми галлюциногенными растениями.
Мои встречи с шаманизмом и галлюциногенами на Амазонке убедили меня в их важной, буквально спасительной роли. А однажды убедившись, я решил просеять разного рода лингвистический, культурный, фармакологический и личный хлам, закрывающий тайну. Я надеялся прояснить сущность шаманизма, проследить явление божества до его обители. Мне хотелось заглянуть под покровы его головокружительного танца. Мне, космическому соглядатаю, мечталось о встрече с красотой обнаженной.
Какой-нибудь циник, приверженец культуры владычества мог бы удовлетвориться тем, что отклонил бы это как иллюзию романтической юности. Вся ирония в том, что когда-то и я был таким же циником. Я считал эти поиски глупостью. Я знал, в чем суть. “Иное? Обнаженная красота платоническая? Ты, должно быть, сам себя обманываешь!”
И должен признать, что на моем пути было немало сумасбродств. “Мы должны стать Божьими дурачками”, – убеждал меня как-то один знакомый энтузиаст дзен, подразумевая под этим “найти дорогу”. Искать и находить было методом, который “работал” в моем прошлом. Я знал, что шаманская практика, основанная на использовании галлюциногенных растений, еще жива на Амазонке, и решил проверить свою интуицию относительно того, что за этим лежит великая неоткрытая тайна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108