Чтобы осуществить самого себя, чтобы конкретно быть тем, что он
действительно есть, он вынужден дополнять узкий круг переживаний, до-
ступных при столкновении с предметным миром, бесконечным богатством всех
возможных человеческих переживаний, которое ему дарует искусство. Какой-
нибудь уравновешенный, положительный и трезвый обыватель фактически
есть в своей внутренней жизни и искатель приключений, и страстный влюб-
ленный, и подвижник, и темный грешник - в том смысле, что <ничто чело-
веческое ему не чуждо> и что лишь в бесконечной полноте всечеловеческой
и даже вселенской жизни он мог бы действительно исчерпать и изжить свое
подлинное внутреннее существо. Где этого нет, где внутреннее существо че-
ловека вполне приспособлено к его внешне-предметному положению и удовлет-
ворено им и человек действительно не нуждается ни в искусстве, ни в религии,
там мы имеем уродливую ненормальность <обывательщины>. 0 значении в этом
отношении религиозных переживаний будет сказано позднее, в гл. VII.

Для уяснения, хотя лишь предварительного, существа этого
подземного мира, для отграничения его от всех иных областей
бытия, мы старались доселе прежде всего отграничить его от
всего, на чем лежит печать сознания и сознательности; или,
вернее, этим путем мы старались просто навести мысль читате-
ля на этот мир. Быть может, нам хоть до некоторой степени
удалась эта последняя задача; нам удалось, быть может,
пояснить, о чем собственно идет речь, когда мы говорит о нашей
<душевной жизни>. Эта область непосредственно намечается
через отграничение ее от предметного мира: а так как и пред-
метный мир нам дан как <содержание нашего сознания>, то
разграничительная линия проходит через область нашего соз-
нания. Все, что есть в нашем сознании собственно-сознательно-
го или <разумного>, выражает отношение нашего сознания
к предметному миру или же к каким-либо иным, тоже
объективным сторонам бытия, но не есть душевная жизнь, как
таковая; последнюю мы находим лишь там, где мы замечаем
в себе своеобразный комплекс явлений совсем иного, внеразум-
ного и необъективного порядка, где мы наталкивается на
противостоящую и противоборствующую объективному миру и
разуму стихию слепого, хаотически бесформенного внутреннего
бытия - таинственный и столь знакомый нам мир грез, стра-
стей, аффектов и всех вообще непосредственно переживаемых
состояний нашего <я>, необъяснимых <разумно>, т. е. из кате-
горий и понятий объективного мира, а проникнутых совсем
иными началами.

Эти указания, конечно, еще не дают искомого нами точного
отграничения области душевной жизни. Отличение <слепых>
переживаний от мира, раскрывающегося предметному сознанию,
от всего разумного и осмысленного не только остается пока само
неопределенным, но способно вызвать серьезные сомнения по
существу. Может ли вообще душевная жизнь быть чем-то
противоположным <сознанию!> Не есть ли, напротив, <соз-
нание>, как это показал еще Декарт и как это ясно, по-видимому,
из любого самонаблюдения, основной, конститутивный признак
именно всего <душевного>, в отличие от телесного, <неодушев-
ленного>? Поэтому, чтобы ответить на эти недоумения, нам
нужно уяснить понятие сознания и точно определить его отно-
шение к области <душевной жизни>.
ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ И СОЗНАНИЕ.
ПОДСОЗНАТЕЛЬНОЕ

Слово <сознание>, которое, на первый взгляд, все понимают
одинаково, т. е. относят к одному и тому же кругу явлений,
в действительности есть одно из самых многозначных и неоп-
ределенных слов человеческого языка. Наметим главные, суще-
ственные для психологии значения, в которых может употреб-
ляться это слово.

В самом широком и общем смысле слово <сознание> упот-
ребляется, например, в приведенном выше допущении, что вся-
кое душевное явление есть <явление сознания>. Сознание в этом
смысле неопределимо, ибо есть некоторая первичная и нераз-
ложимая черта. Мы можем лишь указать на его значение кос-
венно, направив, посредством некоторых намеков и символи-
ческих описаний, внимание читателя на надлежащую область
явлений. В этом смысле мы могли бы сказать, что сознание есть
некоторого рода непосредственная самоявственность, некое <для-
себя-бытие>, самопроникнутость, как бы внутренняя прозрач-
ность душевных явлений. Уловить эту черту весьма легко - она
знакома всякому. При этом, однако, очень важно не вкладывать
в это понятие иных, добавочных смыслов, кроме того, которое
ему действительно присущ, т. е. ясно отличать <сознание> в этом
широком, общем значении от более узких возможных его зна-
чений. Так, при невнимательном отношении к делу легко ка-
жется, что сознание в этом смысле равносильно знанию пере-
живаемого, тому, что часто называется <внутренним восприя-
тием>. Но ведь если бы это было так, то все люди с самого
своего рождения - более того, всякое <одушевленное существо>
вообще - были бы тем самым всеведущими и непогрешимыми
психологами. Ясно, что иметь или <сознавать> душевное пере-
живание и знать его - суть разные состояния. Не углубляясь
здесь в уяснение точного смысла этого различия, скажем пока,
что сознание шире знания тем, что оно охватывает и безот-
четные, неуясненные состояния самопроникнутости или <бытия-
для-себя>. Но, может быть, это значит, что мы сознаем нашу
душевную жизнь только неотчетливо, что она предстоит нам
в смутном виде, вроде предметов, удаленных от нашего взора,
например, букв книги, находящейся на таком расстоянии от нас,
при котором мы уже не разбираем их, или вроде предметов
в полутьме?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101