Дрожащими руками старик принялся расстегивать замусоленную до блеска ширинку. Зрители расхохотались.
— Вы только посмотрите! — воскликнул Жавруняк. — Оказывается, у него действительно еще что-то есть!
Он склонился над стариком и, корчась от смеха, пощупал жалкий комочек.
— Ладно! Беру за сто франков.
— Продано! — крикнул барышник.
Жакмор знал, что в деревне такие ярмарки — дело привычное, но сам он при этом присутствовал в первый раз, и зрелище его поразило.
Старик застегнул ширинку и застыл в ожидании.
— Пшел, старая шепеля! — прикрикнул Жавруняк, пнув старика так, что тот зашатался. — Развлекайтесь, ребята.
Старик засеменил по дороге. Двое детей отделились от толпы. Один из них принялся подстегивать старика прутиком, а другой повис у него на шее, стараясь опрокинуть на землю. Тот шлепнулся лицом в грязь. На них никто не обращал внимания. Один Жакмор, как зачарованный, наблюдал за ними. Старик встал на колени; из разбитого носа потекла кровь, изо рта что-то вывалилось. Жакмор отвернулся и присоединился к толпе. Барышник расхваливал толстую коротенькую женщину лет семидесяти с редкими свалявшимися волосами, выбивающимися из-под черной косынки.
— Ну что, эта в хорошем состоянии, — продолжал он. — Есть желающие? Зубов нет вовсе. Так, глядишь, даже сподручнее.
Жакмора слегка покоробило. Он вгляделся в окружающие его лица. Одни мужчины, лет тридцати пятисорока, крепкие, коренастые, с залихватски нахлобученными картузами. Народец стойкий, несгибаемый. Некоторые — аж с усами. Верный признак.
— Шестьдесят франков за Адэль! — подзадоривал барышник. — За такую цену — да еще и без зубов. Почти даром. Ты, Христунок? Или ты, Кувшинюк?
Он треснул старуху по спине.
— Вставай, старая кляча, пускай на тебя полюбуются! Товар что надо.
Старуха поднялась. Качнулась омерзительная масса жира в сеточке набухших вен.
— Повернись! Покажи народу свои ляжки. Загляденье!
Жакмор старался не смотреть. От старухи чудовищно воняло; он почувствовал, что его сейчас вытошнит насмерть.
— Пятьдесят, — раздался чей-то фальцет.
— Забирай, она — твоя! — прокричал барышник. Старуха даже не успела оправить холщовую юбку, как он дал ей увесистую оплеуху. Огромный темноволосый битюг, стоящий рядом с Жакмором, добродушно рассмеялся. Жакмор положил ему руку на плечо.
— Что же вы смеетесь? Неужели вам не стыдно?
Тот сразу же перестал смеяться.
— Неужели мне что?
— Вам не стыдно? — мягко повторил Жакмор. — Это же старики.
Сокрушительной силы удар пришелся в губу, Жакмор даже не успел увернуться. Губа лопнула, он ощутил соленый привкус крови. Психиатр покачнулся и упал. На него никто не смотрел. Аукцион продолжался.
Он поднялся и отряхнул брюки от пыли. За его спиной возвышалась стена мрачных враждебных спин.
— А у этого, — донесся лающий голос старьевщика, — деревянная культяпка! Нравится? Сто десять франков для начала! Сто десять!
Жакмор пошел прочь. Удаляясь, площадь выходила на улицу, обещающую большую лавочную активность. Жакмор направился в ту сторону. Он чувствовал себя в полной растерянности, ему было не по себе. Через несколько минут он вошел в столярную лавку. Дверь захлопнулась за его спиной. Ему оставалось только ждать.
XII

В комнате для посетителей, скорее походившей на уборную, хозяина не было. Обстановка располагала: пол из зашарканных, изрядно почерневших еловых досок, стол черного дерева, два стула с вылезающей соломой, старый календарь на стене и сажа на месте печи в самом углу. Дощатые перегородки. В глубине — приоткрытая дверь в мастерскую, откуда доносились мастерские звуки: два прерывистых постукивания, которые накладывались одно на другое, но не сливались.
Жакмор подошел к двери.
— Есть кто живой? — тихо спросил он.
Постукивания продолжались, он прошел в мастерскую, которая оказалась длинным и довольно просторным сараем, загроможденным досками, брусьями, наспех сколоченными перекладинами. Свет проникал в помещение откуда-то сверху; Жакмор разглядел три или четыре верстака, маленькую ленточную пилу, дрель, фрезерный станок на расколотом чугунном основании. На стенах угадывались различные инструменты. Справа, у двери, через которую только что вошел Жакмор, — огромная куча щепок и опилок. Стоял густой запах столярного клея, исходивший предположительно от липкого ведра, что разогревалось на маленькой угольной печке в самом конце сарая перед другой дверью, в сад. На прогнувшейся балке висели раздолбанные приспособления для столярных работ, винтовые зажимы, старые полотна для пил, присоседившаяся ни с того ни с сего зеленая мышь, всякий хлам, разное барахло.
Тут же слева на двух крепких подпорках во всю длину растянулось огромное дубовое бревно. Сидя на нем верхом, крохотный подмастерье в лохмотьях тюкал топором, пытаясь вытесать из бревна прямоугольную балку. Худые ручонки едва удерживали тяжелую рукоятку. Чуть дальше возвышалась странная конструкция из белого дуба, внутри которой работал хозяин мастерской; он обивал кожей кромки этой кабинки-ложи, снабженной толстыми ставнями на петлях, поскрипывающих при каждом ударе молотка.
Мужчина колотил, ребенок долбил. На Жакмора никто не обращал внимания; он растерянно постоял в Дверях и наконец решился прервать их занятия.
— Здравствуйте! — громко произнес он.
Хозяин оторвался от своих гвоздей и поднял голову. Показалось уродливое лицо с большим ртом, отвислыми губами и утюгообразным носом; высунулись крепкие жилистые руки, мохнатые толстым рыжим волосом.
— Чего тебе? — спросил он.
— Мне нужны кроватки, — сказал Жакмор.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8