Это - опыт "внутренней" произвольности в отношении актуального содержания сознания.
Но мы также можем указать здесь и на фундирующую роль интенциональной произвольности - произвольности в отношении задания частного потока конституирования как такового: то есть, на интенциональную неопределенность в отношении "предметного поля" возможной актуализации. Опыт интенциональной произвольности открывается нам, если обратить внимание на "начальную" и "конечную" точки конституирования объектного смысла: поскольку и та, и другая могут указывать на "немотивированный обрыв" предыдущего частного потока сознания и во всяком случае на интенциональный поворот "в сторону" нового объекта, внутреннюю логическую связь которого с чем-либо, данным нам в актуальности "оборванного" или "замещенного" частного потока конституирования, не представляется возможным установить с очевидностью. Когда мы, к примеру, слушаем музыку, нам некоторым образом задано то, что, примерно, мы услышим, или, по крайней мере, к чему это относится (к какому типу музыкальных произведений, к какому вообще типу звуков и так далее): это задано тем, что мы, во-первых, "слушаем" - то есть "настроены" на определенного рода интенциональную активность, - и, во-вторых, тем, что мы слушаем нечто, что может быть выделено на фоне остальных слуховых ощущений как "музыкальное" смысловое единство: восприятию звуков как "музыки" предпосылаются своего рода "перцептивные установки", предопределяющие нашу перцептивную активность на ближайшую перспективу посредством неких предзаданностей, указывающих на предполагаемую "музыкальность" воспринимаемых взаимоотношений между звуками. То есть мы имеем протенциальный горизонт восприятия музыки. "Начальная точка" здесь, например - начало звучания музыки73, "конечная точка" - музыка перестала звучать, или мы перестали слышать. Но и в так заданных границах конституирования смысла мы сталкиваемся с "произвольностью". Это происходит, например, когда протенциально нам дано - то есть, мы с очевидностью предполагаем "здесь" услышать, пока еще звучит предыдущий тон - нечто, уже нами таким образом осмысленное, а перцептивная данность вступает в конфликт с протенциальной - мы слышим другой звук: скажем, низкий тон вместо ожидавшегося высокого. Или, к примеру, звук, нарушающий общую "музыкальность" воспринимаемого и в то же время с очевидностью к нему (к единству воспринимаемого) относящийся. Здесь мы сталкиваемся с новой данностью - протенциально "не обоснованной". Эта новая данность, хотя "имеет место" в рамках общего, заданного как горизонт музыкального восприятия, интенционального единства, есть по существу для нас "начальное впечатление", поскольку это содержание сознания уже не связано с предыдущими так, как "протенциально обоснованные" содержания, а связано иначе - конфликтным образом: именно в этом смысле мы можем говорить здесь о "новой данности". Хотя мы по-прежнему имеем дело с общей для ситуации восприятия музыки интенциональной импликацией, в потоке "материальных импликаций", где каждое содержание в ряду актуализации должно быть протенциально обосновано, с очевидностью усматривается "разрыв". При этом важно, что такое "новое содержание" фундирует аспектные изменения в осмыслении предметного целого - например, как "музыкального произведения". г. Уточнение значения проблемы "интенционального выбора" для трансцендентальной логики и в контексте трансцендентальной феноменологии.
Трансцендентальная философия всегда определенным образом решает вопрос об основании знания. В трансцендентальной феноменологии Гуссерля, как представляется, это решение носит наиболее завершенный и проясненный характер. Однако, и здесь мы можем обнаружить некоторые неопределенности. На них нам, в частности, указывает феномен произвольного "интенционального выбора", рассматриваемый с точки зрения вопроса об основании интенционального поворота, вариативности и так далее - вообще, "полиморфичности" сознания и мира, в отношении которого осуществляется всякое "сознание о...".
Для того, чтобы понять, какого рода проблематику затрагивает тема "интенционального выбора" и "произвольности", лежащих в основании наших очевидных усмотрений, обратимся к прояснению сущности "самоочевидности" как того, что на всех этапах феноменологической редукции и в пределе оказывается общей - инвариантной - характеристикой найденных основополагающих "знаний". Iiiyoea "naiii?aaeaiinou" (Evidenz) Aonna?eu i?iyniyao eae au?a?aiea "naiiaaiiinoe" i?aaiaoa: "Очевидным мы называем всякое сознание, которое характеризуется в отношении своего предмета самоданностью, без вопроса о том, является ли эта самоданность адекватной." 74 В эйдетической редукции75, примененной к "ситуации" самоданности, смысл "самоданности" раскрывается как единство в корреляции ноэзиса и ноэмы (здесь удобным представляется использовать именно эти термины Гуссерля, хотя в последствии он не употреблял их). Это единство в корреляции Э. Гуссерль выразил, в частности, в "Идеях к чистой феноменологии...": "...эйдос ноэмы отсылает к эйдосу ноэтического сознания; они эйдетически предполагают друг друга".76 Таким образом, "самоочевидность", определенная в результате редукции, устраняющей возможность психологических интерпретаций, как самоданность интенционального предмета, усматривается в своем существе как единство ноэтико-ноэматической корреляции77. Если теперь обратиться к рассмотрению таких сущностных характеристик чистого сознания как интенциональность или "ноэматическое наполнение"78, то есть к рассмотрению того же самого преимущественного для установки, задаваемой трансцендентальной редукцией, "поля феноменологического исследования", тематизируя, однако, не само "место" интенциональности, а те сущностные усмотрения, без которых это "место" - чистое надиндивидуальное ego - не мыслимо в своей актуальности, то нетрудно заметить, что, интендируя ситуацию конституирования одной-единственной ноэмы, мы уже предполагаем некое множество конституирующих ее ноэтико-ноэматических единств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54