Итак, в настоящем произведении понятие чистой науки и его дедукция
берутся как предпосылка постольку, поскольку феноменология духа есть не что
иное, как дедукция его. Абсолютное знание есть истина всех способов
сознания, потому что, как показало [описанное в "Феноменологии духа"]
движение сознания, лишь в абсолютном знании полностью преодолевается разрыв
между предметом и достоверностью самого себя, я истина стала равной этой
достоверности, так же как и эта достоверность стала равной истине.
Чистая наука, стало быть, предполагает освобождение от противоположности
сознания [и его предмета]. Она содержит в себе мысль, поскольку мысль есть
также и суть вещи (Sache) сама по себе, или содержит суть вещи саму по себе
(die Sache an sich selbst), поскольку суть вещи есть также и чистая мысль. В
качестве науки истина есть чистое развивающееся самосознание и имеет образ
самости [что выражается в том], что в себе и для себя сущее есть осознанное
(gewusster) понятие, а понятие, как таковое, есть в себе и для себе сущее.
Это объективное мышление и есть содержание чистой науки. Она поэтому в такой
мере не формальна, в такой мере не лишена материи для действительного и
истинного познания, что скорее лишь ее содержание и есть абсолютно истинное
или (если еще угодно пользоваться словом "материя") подлинная материя, но
такая материя, для которой форма не есть нечто внешнее, так как эта материя
есть скорее чистая мысль и, следовательно, есть сама абсолютная форма.
Логику, стало быть, следует понимать как систему чистого разума, как царство
чистой мысли. Это царство есть истина, какова она без покровов, в себе и для
себя самой. Можно поэтому выразиться так: это содержание есть изображение
Бога, каков он в своей вечной сущности до сотворения природы и конечного
духа.
Анаксагор восхваляется как тот, кто впервые высказал ту мысль, что нус,
мысль, есть принцип мира, что необходимо определить сущность мира как мысль.
Он этим положил основание интеллектуального воззрения на Вселенную, чистым
видом (Gestalt) которого должна быть логика. В ней мы имеем дело не с
мышлением о чем-то таком, что имело бы для себя основание вне мышления, не с
формами, которые будто бы дают только признаки истины; но необходимые формы
и собственные определения мышления суть само содержание и сама высшая
истина.
Для того чтобы представление по крайней мере понимало, в чем дело,
следует отбросить мнение, будто истина есть нечто осязаемое. Подобную
осязаемость вносят, например, даже еще в платоновские идеи, имеющие бытие в
мышлении Бога [толкуя их так], как будто они существующие вещи, но
существующие в некоем другом мире или области, вне которой находится мир
действительности, обладающий отличной от этих идей субстанциальностью,
реальной только благодаря этому отличию. Платоновская идея есть не что иное,
как всеобщее, или, говоря более определенно, понятие предмета; лишь в своем
понятии нечто обладает действительностью; поскольку же оно отлично от своего
понятия, оно перестает быть действительным и есть нечто ничтожное;
осязаемость и чувственное вовне-себя-бытие принадлежат этой ничтожной
стороне. - Но, с другой стороны, можно сослаться на собственные
представления обычной логики; в ней ведь принимается, что, например,
дефиниции содержат не определения, относящиеся лишь к познающему субъекту, а
определения предмета, составляющие его самую существенную, неотъемлемую
природу. Или [другой пример]: когда умозаключают от данных определений к
другим, считают, что выводы не нечто внешнее и чуждое предмету, а скорее
принадлежат самому предмету, что этому мышлению соответствует бытие. -
Вообще при употреблении форм понятия, суждения, умозаключения, дефиниции,
деления т. д. исходят и того, что они формы не только сознающего себя
мышления, но и предметного смысла (Verstandes). -"Мышление" есть выражение,
которое содержащееся в нем определение приписывает преимущественно сознанию.
Но так как говорят, что в предметном мире есть смысл (Verstand), разум, что
дух и природа имеют всеобщие законы, согласно которым протекает их жизнь и
совершаются их изменения, то признают, что определения мысли обладают также
и объективными ценностью и существованием.
Критическая философия, правда, уже превратила метафизику в логику; однако
подобно позднейшему идеализму 1Я она из страха перед объектом придала, как
мы уже сказали выше, логическим определениям преимущественно субъективное
значение; в то же время они тем самым остаются обремененными объектом,
которого они избегали, и в них оставались как нечто потустороннее, вещь в
себе 19, бесконечный импульс 20. Но освобождение от противоположности
сознания [и его предмета], которое наука должна иметь возможность
предположить, возвышает определения мысли над этим робким, незавершенным
взглядом и требует, чтобы их рассматривали такими, каковы они в себе и для
себя, без такого рода ограничения и отношения, требует, чтобы их
рассматривали как логическое, как чисто разумное.
Кант в одном месте считает счастьем для логики, а именно для того
агрегата определений и положений, который обычно носит название логики, то,
что она сравнительно с другими науками достигла столь раннего завершения; со
времени Аристотеля она, по его словам, не сделала ни одного шага назад, но
также и ни одного шага вперед; последнего она не сделала потому, что она,
судя по всему, казалась законченной и завершенной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55