Осталось дождаться мусоровоза, чтобы потом, когда он
опрокинет содержимое ящика в свою клоаку, навести вокруг него
порядок.
Во дворе под тенистым деревом у развесистых кустов уютно
разместились зашарпанный, но полированный местами столик,
скамейка, тарные ящики. Это наш дворовый клуб. Там уже сидят.
Запрокинув голову, отслеживает игру света и теней на
блуждающих листьях тополя спившийся после разгона института и
теперь безработный бомж кандидат технических наук Животовский.
Бомжом он стал, когда, не выдержав яростных рекомендаций радио
и телевиденья, заложил квартирку под проценты какой- то фирме,
уехавшей вскоре на Багамы с чужими деньгами, оставив, конечно,
большую часть государству, подтрунивающим теперь над ним за его
легковерность. Так сработала идея гения российской экономики:
чтобы дать народу - надо отнять у него.
Рядом в заштопанном кителе и цветных штанах сосредоточенно
нервничает отставной полковник Сковородников. Он ждет, когда
зеленый военный фургон привезет канистру ворованного
технического спирта и противогазы. Вместе с соседом Альбертом,
студентом юридического факультета, ему предстоит приготовить
высококачественную продукцию фирмы "Кристалл". Наклейки и
пробки привозит студент из института, а воронка и ванная у него
есть. Противогазы готовятся к войне.
Пара ведет интеллигентную беседу. Я присел послушать.
- Полковник, - говорит Животовский, - какую ценность имеет
человеческая жизнь?
- Жизнь ценности не имеет. От нее одни убытки и хлопоты.
Его расти, корми, обучай, а потом он смотрит на тебя, как бы из
тебя же что-нибуть выжать в свою пользу. Последнее отнимет и
рожу набъет. Ценность будет тогда, когда с него больше
возьмешь, чем дашь. А пока от людей одни убытки. Нанять убить -
тысяча долларов. Вот и вся ценность.
- Это Ваше кредо?
- Вот вы, гнилые моралисты, твердите о жалости, о
человечности, так какая прибыль с нее? Стране нужен
экономический прорыв! Как достичь? Нужно, во-первых побольше
свободного пространства и сил для рывка. Слишком много людей на
нашу бедность. Когда еды маловато, то и животные душат свой
приплод. Нужны расстрелы и война. Пусть люди постреляют. Оружие
разрешить. И конечно придушить пенсионеров, которые не могут
ничего. Во-вторых, побольше жесткости. Бить любыми приемами.
Власть не разрешит, сами будем это делать. Станем только
крепче. И основное, - разрешить свободно воровать. Чтоб довести
воровство до предела. Тогда все расставится по своим прочным
местам. Вот и начнется прорыв. Не будем так делать - коммунисты
снова придут к власти, чтоб давить свободные порывы народа. Вот
этого мы не допустим. В этом, так сказать, залог необратимости
наших демократических завоеваний. Так что это не кредо. Это
путь выживания. Все демократические страны его прошли, но не
так сжато.
- А Вы, конечно, за демократов?
- Не. За демократию только дураки. Да и откуда в России
взяться демократии? В России бары да холуи. Если не будет
барства и холуйства, тогда и жить незачем. Нет. Я за рыночные
отношения. Но с холуйством.
- Это как?
- А так. Ты смотри, что от меня оторвать, я от тебя.
Хочешь жить? Набирайся сил и ума, чтобы смог побольше да
похитрее отнять. А если у меня ничего нет, дай мне возможность
это произвести. Иль заработать. Так все и вытянемся.
- А как с холуйством это совместить? - кривится и не
понимает Животовский.
- Каждый должен иметь право выбиться в начальники. Чтобы
запрещать чего-нибудь для общего блага. Да присматривать,
получая чего надо. Да разрешать за деньги. Сохранять
какой-нибудь порядок.
- Зачем это нужно?
- А затем, чтоб уважение сохранить. Его холуйство бережет.
А не демократия.
- Я думаю, что холуй должен ненавидеть хозяина за унижение
свое.
- Ошибаешься. Нет большего наслаждения, чем отдаться
целиком унижению. Унижение чувствуют не переломившие свою
гордыню. Им и на роду написано быть униженными. Блажен раб,
целующий ноги господина.
- А дальше?
- Дальше также и до бесконечности. Еды будет, как на
швецком столе, лопай и тащи, лучше пусть гниет у тебя, чем у
другого. Потребности всегда будут больше возможностей. Но тогда
и начальников будет побольше. Получаешь сам - делись с другим.
- Люди не думают, как Вы. Не зря же восстанавливаются
храмы.
- Храмы, чтоб совесть отмывать. На всякий случай. Грех, он
запросто искупается. За нас Иисус все искупил. Только свечку
поставь, да скажи: Господи помилуй! Чего там. Жизнь дана для
радости, так и рви ее как можешь. Люди не дураки, все голосуют
за рынок. Вон идет человек, спроси.
Нецензурно выражаясь, приплыла толстая тетка Ольга
Ивановна.
На ней запятнанный белый фартук, прикрывающий рейтузы и
бушлат. Она представитель малого бизнеса. Ее палатка недалеко
от нашего дома, рядом с отделением милиции. В ассортименте
водка полковника и всякая дрянь, изъятая милицией у
расплодившихся неорганизованных торговок. До победы реформ она
преподавала детям литературу, этику и физкультуру, чтоб набрать
часы. А нынче она при деньгах, а значит - при власти.
- Где баланс? - Сковородников не уважает брань, а уважает
четкость.
- Где дилижанс. Ты мне бухгалтера найди для баланса -
тетка стала в позу учительницы. - Да чтоб не пил, как старая
лошадь!
Лицо полковника теряет правильные очертания.
- Ну, ты и б.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54