Легко соглашаются и с
тем, что явления, в малой степени соответствующие обычному течению природы,
мы узнаем лишь путем опыта; так, никто не воображает, будто взрыв пороха
или притяжение магнита могли быть открыты посредством априорных аргументов.
Точно так же, когда какое-нибудь действие зависит, по нашему предположению,
от сложного механизма или скрытого строения частей, мы не затрудняемся
приписывать все свое знание этого действия опыту. Кто станет утверждать,
что он в состоянии указать последнее основание того, что молоко или хлеб
является подходящей пищей для человека, а не для льва или тигра?
Но та же истина на первый взгляд, возможно, не покажется столь же очевидной
по отношению к явлениям, знакомым нам с момента нашего появления на свет,
вполне соответствующим всему течению природы и зависящим, по нашему
предположению, от простых качеств объектов, а не от скрытого строения их
частей. Мы склонны воображать, что были бы в состоянии открыть такие
действия без опыта, благодаря одной лишь деятельности нашего разума; мы
думаем, будто, оказавшись внезапно перенесенными в этот мир, мы сразу могли
бы заключить, что один бильярдный шар сообщит другому движение путем толчка
и нам не нужно было бы ждать этого явления, чтобы с достоверностью судить о
нем. Таково уж влияние привычки: там, где она сильнее всего, она не только
прикрывает наше природное невежество, но и скрывается сама и как бы
отсутствует потому только, что проявляется в самой сильной степени.
Но чтобы убедить нас в том, что мы узнаем все законы природы и все без
исключения действия тел только путем опыта, быть может, будет достаточно
следующих рассуждений. Если бы нам показали какой-нибудь объект и
предложили высказать, не справляясь с предшествующими наблюдениями, свое
мнение относительно действия, которое он произведет, каким образом, скажите
мне, должен был бы действовать в таком случае наш ум? Он должен был бы
выдумать или вообразить какое-нибудь явление, которое и приписал бы объекту
как его действие; но ясно, что подобное измышление всегда будет совершенно
произвольным. Наш ум никоим образом не может найти действия в
предполагаемой причине, даже посредством самого тщательного рассмотрения и
исследования,-ведь действие совершенно отлично
от причины и поэтому никогда не может быть открыто в ней. Движение второго
бильярдного шара - это явление, совершенно отличное от движения первого, и
в первом нет ничего, что заключало бы в себе малейший намек на второе.
Камень или кусок металла, поднятый вверх и оставленный без поддержки,
тотчас же падает, но если рассматривать этот факт a priori, то разве мы
находим в данном положении что-либо такое, что могло бы вызвать у нас идею
движения камня или куска металла вниз скорее, чем идею его движения вверх
или в каком-нибудь ином направлении?
Но если воображение или измышление любого единичного действия в отношении
всех явлений природы произвольно, коль скоро мы не принимаем во внимание
опыт, таковыми же мы должны считать и предполагаемые узы, или связь, между
причиной и действием, связь, объединяющую их и устраняющую возможность
того, чтобы следствием данной причины было какое-нибудь иное действие. Если
я вижу, например, что бильярдный шар движется по прямой линии к другому, и
если даже, предположим, мне случайно приходит в голову, что движение
второго шара будет результатом их соприкосновения или столкновения, то
разве я не в состоянии представить себе, что сотня других явлений может
точно так же быть следствием этой причины? Разве оба этих шара не могут
остаться в абсолютном покое? Разве не может первый шар вернуться по прямой
линии назад или отскочить от второго по какой угодно линии или в каком
угодно направлении? Все эти предположения допустимы и мыслимы. Почему же мы
станем отдавать предпочтение лишь одному из них, хотя оно не более
допустимо и мыслимо, чем другие? Никакие априорные рассуждения никогда не
смогут доказать нам основательность этого предположения.
Словом, всякое действие есть явление, отличное от своей причины. В силу
этого оно не могло бы быть открыто в причине, и всякое измышление его или
априорное представление о нем неизбежно будет совершенно произвольным; даже
после того как это действие станет известно, связь его с причиной должна
казаться нам столь же произвольной, коль скоро существует много других
действий, которые должны представляться разуму столь же допустимыми и
естественными. Итак, мы напрасно стали бы претендовать на то, чтобы
определить (determiner) любое единичное явление или заключить о причине и
действии без помощи наблюдения и опыта.
Все это может объяснить нам, почему ни один разумный и скромный философ
никогда не претендовал на то, чтобы установить последнюю причину
какого-нибудь действия природы или же ясно показать, как действует та сила,
которая порождает какое-либо единичное действие во вселенной.
Общепризнанно, что предельное усилие, доступное человеческому разуму,-это
приведение начал, производящих явления природы, к большей простоте и
сведение многих частных действий к немногим общим причинам путем
заключений, основанных на аналогии, опыте и наблюдении. Что же касается
причин этих общих причин, то мы напрасно будем стараться открыть их; мы
никогда не удовлетворимся тем или другим их объяснением. Эти последние
причины и принципы совершенно скрыты от нашего любопытства и от нашего
исследования. Упругость, тяжесть, сцепление частиц, передача движения путем
толчка-вот, вероятно, последние причины и принципы, которые мы когда-либо
будем в состоянии открыть в природе;

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10