ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Но об ?(?(((
(необходимости), которую он отождествляет с насилием - (...(, и ее власти
над человеческой мыслью он достаточно распространяетсяccxiv. Платон тоже не
упоминает о пытках, которым нас подвергают истины, ограничиваясь лишь
указанием на то, что в мире властвует необходимость, которую не могут
преодолеть и боги. Homo superbit et somniat, se sapere, se sanctum et justum
esseccxv - человеку кажется, что если только закрыть глаза на ?(?(((
(необходимость), если позволить знанию овладеть какой бы то ни было ценой
жизнью, то святость и праведность придут сами собой. Он не может забыть
древнего внушения: eritis sicut dei, и вместо того, чтоб бороться со своим
бессилием, прячется от него в гордыню. Оттого Паскаль и говорил по поводу
Эпиктета: superbe diabolique. Гордыня не есть уверенность в своей силе, как
мы обычно склонны думать, - гордыня есть загнанное в глубь души сознание
своего бессилия. Но невидимое, оно много страшнее, чем видимое. Такое
бессилие человек ценит, любит, культивирует в себе. Киргегарду нужно было
дойти до чудовищного сознания, что любовь Бога во власти его неизменяемости,
что Бог связан и не может пошевелиться, что и Богу, как нам, дано "жало в
плоть", т.е. что и для Него уготовлены все те пытки, которым истина
подвергает человека, - для того, чтобы он отважился противопоставить
умозрительной философии - экзистенциальную, чтоб он позволил себе спросить,
как могла истина захватить власть над Богом, и увидеть в этом чудовищном
измышлении разума то, о чем оно и в самом деле свидетельствовало: падение
человека и первородный грех. Даже благочестивый, всегда говорящий от имени
христианства, Лейбниц был глубоко убежден, что "les verites eternelles sont
dans l'entendement de Dieu independamment de sa volonte"ccxvi. И,
опять-таки, эта мысль даже не его собственная, оригинальная мысль, как и
мысль о доказующей силе пыток у Дунса Скота: так думало и средневековье, так
думали и греки. Сам Лейбниц, в этом же параграфе своей "Теодицеи" ссылается
на Платона, утверждавшего - читатель это помнит, - что в мире наряду с
разумом господствует и необходимость, но он мог бы сослаться с таким же
правом и на схоластиков, как об этом свидетельствуют приводимые им общие
соображения об источнике зла. Может быть, потому будет для нас небесполезно
остановиться внимательнее на его размышлениях: "On demande d'ou vient le
mal. Les anciens attribuaient la cause du mal a la matiere, qu'ils croyaient
increee et independante de Dieu... Mais nous qui derivons tout etre de Dieu,
ou trouvons-nous la source du mal? La reponse est qu'elle doit etre cherchee
dans la nature ideale de la creature autant que cette creature est renfermee
dans les verites ideelles qui sont dans l'entendement de Dieu independamment
de sa volonte. Car il faut considerer qu'il y a une imperfection originelle
dans la creature avant le peche, parce que la creature est limitee
essentiellement, d'ou vient qu'elle ne saurait tout savoir et qu'elle peut
se tromper et faire des fautes"ccxvii. Лейбницу представляется, что
допустить существование материи, несотворенной и не зависящей от Бога, может
только язычник, далекий от откровенной истины. Но поставить рядом с Богом и
над Богом идеальные истины, принять, что идеальные истины не сотворены, а
вечны, по его мнению, значит "возвысить" Бога, вознести Его, оказать Ему
честь. Правда, он сам признается, что все зло в мире произошло от того, что
несотворенные истины, не справляясь с волей Бога, каким-то образом
пробрались в его разумение - казалось бы, это должно было его встревожить.
Но - ничуть не бывало: вся теодицея, т.е. "оправдание Бога", держится на
том, что Богу не дано преодолеть не им сотворенные истины. Таким образом,
теодицея не столько оправдывает Бога, сколько оправдывает зло. Разум, жадно
стремящийся понять существующее, как такое, которое не может быть иным, чем
оно есть, добился своего. "Опыт" его уже не раздражает, а удовлетворяет, и
он считает, что задача философии окончена. Пусть пытками - но и человек, и
Бог приведены к повиновению. Мир должен быть несовершенным, зло истребить
невозможно. Конечно, если бы было иначе: если бы истины были не вечные
истины, а сотворенные, человек же был не сотворенным, а вечным, то в зле бы
и надобности не было. Или, если бы истинам не удалось пробраться в разумение
Бога, не испросивши его соизволения, то злу тоже не нашлось бы места в
мироздании. Но Лейбницу, вернее, умозрительной философии, до этого дела нет.
Ей главное охранить истины, - а как будет с человеком, как будет с Богом, до
этого ей нет заботы. Или того хуже: сущность умозрительной философии в том
именно и состоит, чтоб раз навсегда отказаться от мысли в каком-либо смысле
ограничить власть истины. Оттуда такое непоколебимое убеждение у Лейбница,
что самый акт творения предполагает уже несовершенство и что человек до
грехопадения, т.е. такой человек, каким он вышел из рук Творца, был столь же
слабым и ничтожным, как и все последующие поколения Адама. Зло пришло не
через грехопадение, как рассказано в Библии, и не от грехопадения, а оттого,
что человек был сотворен Богом. И если мы вкусим от плодов запретного дерева
и, таким образом, дадим возможность несотворенным истинам пройти в наше
разумение, - мы будем, как боги, знающие добро и зло, и мироздание такое,
какое оно есть, будет оправдано.
Мы снова видим, что библейский змей, казавшийся без всякой нужды
пристегнутым к повествованию Книги Бытия, оказывается духовным вождем лучших
представителей мыслящего человечества. Лейбниц, по примеру схоластических
философов, в акте творения видит источник зла, не давая себе даже отчета в
том, что таким образом он увековечивает зло. Еще меньше подозревает он, что,
опорочивал акт творения, он отрекается от Св.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
(необходимости), которую он отождествляет с насилием - (...(, и ее власти
над человеческой мыслью он достаточно распространяетсяccxiv. Платон тоже не
упоминает о пытках, которым нас подвергают истины, ограничиваясь лишь
указанием на то, что в мире властвует необходимость, которую не могут
преодолеть и боги. Homo superbit et somniat, se sapere, se sanctum et justum
esseccxv - человеку кажется, что если только закрыть глаза на ?(?(((
(необходимость), если позволить знанию овладеть какой бы то ни было ценой
жизнью, то святость и праведность придут сами собой. Он не может забыть
древнего внушения: eritis sicut dei, и вместо того, чтоб бороться со своим
бессилием, прячется от него в гордыню. Оттого Паскаль и говорил по поводу
Эпиктета: superbe diabolique. Гордыня не есть уверенность в своей силе, как
мы обычно склонны думать, - гордыня есть загнанное в глубь души сознание
своего бессилия. Но невидимое, оно много страшнее, чем видимое. Такое
бессилие человек ценит, любит, культивирует в себе. Киргегарду нужно было
дойти до чудовищного сознания, что любовь Бога во власти его неизменяемости,
что Бог связан и не может пошевелиться, что и Богу, как нам, дано "жало в
плоть", т.е. что и для Него уготовлены все те пытки, которым истина
подвергает человека, - для того, чтобы он отважился противопоставить
умозрительной философии - экзистенциальную, чтоб он позволил себе спросить,
как могла истина захватить власть над Богом, и увидеть в этом чудовищном
измышлении разума то, о чем оно и в самом деле свидетельствовало: падение
человека и первородный грех. Даже благочестивый, всегда говорящий от имени
христианства, Лейбниц был глубоко убежден, что "les verites eternelles sont
dans l'entendement de Dieu independamment de sa volonte"ccxvi. И,
опять-таки, эта мысль даже не его собственная, оригинальная мысль, как и
мысль о доказующей силе пыток у Дунса Скота: так думало и средневековье, так
думали и греки. Сам Лейбниц, в этом же параграфе своей "Теодицеи" ссылается
на Платона, утверждавшего - читатель это помнит, - что в мире наряду с
разумом господствует и необходимость, но он мог бы сослаться с таким же
правом и на схоластиков, как об этом свидетельствуют приводимые им общие
соображения об источнике зла. Может быть, потому будет для нас небесполезно
остановиться внимательнее на его размышлениях: "On demande d'ou vient le
mal. Les anciens attribuaient la cause du mal a la matiere, qu'ils croyaient
increee et independante de Dieu... Mais nous qui derivons tout etre de Dieu,
ou trouvons-nous la source du mal? La reponse est qu'elle doit etre cherchee
dans la nature ideale de la creature autant que cette creature est renfermee
dans les verites ideelles qui sont dans l'entendement de Dieu independamment
de sa volonte. Car il faut considerer qu'il y a une imperfection originelle
dans la creature avant le peche, parce que la creature est limitee
essentiellement, d'ou vient qu'elle ne saurait tout savoir et qu'elle peut
se tromper et faire des fautes"ccxvii. Лейбницу представляется, что
допустить существование материи, несотворенной и не зависящей от Бога, может
только язычник, далекий от откровенной истины. Но поставить рядом с Богом и
над Богом идеальные истины, принять, что идеальные истины не сотворены, а
вечны, по его мнению, значит "возвысить" Бога, вознести Его, оказать Ему
честь. Правда, он сам признается, что все зло в мире произошло от того, что
несотворенные истины, не справляясь с волей Бога, каким-то образом
пробрались в его разумение - казалось бы, это должно было его встревожить.
Но - ничуть не бывало: вся теодицея, т.е. "оправдание Бога", держится на
том, что Богу не дано преодолеть не им сотворенные истины. Таким образом,
теодицея не столько оправдывает Бога, сколько оправдывает зло. Разум, жадно
стремящийся понять существующее, как такое, которое не может быть иным, чем
оно есть, добился своего. "Опыт" его уже не раздражает, а удовлетворяет, и
он считает, что задача философии окончена. Пусть пытками - но и человек, и
Бог приведены к повиновению. Мир должен быть несовершенным, зло истребить
невозможно. Конечно, если бы было иначе: если бы истины были не вечные
истины, а сотворенные, человек же был не сотворенным, а вечным, то в зле бы
и надобности не было. Или, если бы истинам не удалось пробраться в разумение
Бога, не испросивши его соизволения, то злу тоже не нашлось бы места в
мироздании. Но Лейбницу, вернее, умозрительной философии, до этого дела нет.
Ей главное охранить истины, - а как будет с человеком, как будет с Богом, до
этого ей нет заботы. Или того хуже: сущность умозрительной философии в том
именно и состоит, чтоб раз навсегда отказаться от мысли в каком-либо смысле
ограничить власть истины. Оттуда такое непоколебимое убеждение у Лейбница,
что самый акт творения предполагает уже несовершенство и что человек до
грехопадения, т.е. такой человек, каким он вышел из рук Творца, был столь же
слабым и ничтожным, как и все последующие поколения Адама. Зло пришло не
через грехопадение, как рассказано в Библии, и не от грехопадения, а оттого,
что человек был сотворен Богом. И если мы вкусим от плодов запретного дерева
и, таким образом, дадим возможность несотворенным истинам пройти в наше
разумение, - мы будем, как боги, знающие добро и зло, и мироздание такое,
какое оно есть, будет оправдано.
Мы снова видим, что библейский змей, казавшийся без всякой нужды
пристегнутым к повествованию Книги Бытия, оказывается духовным вождем лучших
представителей мыслящего человечества. Лейбниц, по примеру схоластических
философов, в акте творения видит источник зла, не давая себе даже отчета в
том, что таким образом он увековечивает зло. Еще меньше подозревает он, что,
опорочивал акт творения, он отрекается от Св.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109