а они-то всего-навсего — принимающие информацию машины. Человека, возможно, я и могла бы убедить, но, в конце концов, голосуют вовсе не люди. И зачем только я спрашиваю? — От внезапной ярости Элнер резко вскинула голову. За этой яростью скрывалось одно: вчера, несмотря на взрыв и жертвы, специальный комитет закончил изучение вопроса по дерегуляции наркотиков и одобрил ее, назначив голосование Конгресса через несколько дней. И теперь Элнер знала, что, вне зависимости от ее действий, дерегуляция пройдет.
— Почему это так важно для вас? — спросил я, стараясь не разрешить себе залезть поглубже и выяснить все, не задавая вопросов. — Ведь суть дела не в этом и голосование — не должность в Совете…
Несколько секунд Элнер пристально смотрела на меня, боясь, что я приготовился сделать то, что я как раз старался не делать. Когда я не ответил на свой собственный вопрос, Элнер, замедляя шаг, отвела глаза.
— Мои родители… — бормотала она, словно вплывая в воспоминания, — разработали пентриптофиновую группу.
Я помрачнел.
— Ваши родители? Я думал, что пентриптин в ходу уже века два.
— Около полутора. Мои родители жили чуть больше. У них была очень длинная карьера. Они разработали и синтезировали большинство самых прибыльных биохимических препаратов ЦХИ…
— И вы думаете, что они не захотели бы увидеть, что пентриптин используется в подобных целях?
Глаза Элнер стали темно-серыми.
— Их это не заботило… возможно, что и обрадовало бы, поскольку компания от этого только выиграла. — Элнер, глядя под ноги, потемнела лицом. Ее отец и мать разработали все эти химикаты и вирусы, но вопросы о том, как, для чего и кем будут использованы их детища, никогда ни на одну секунду не возбудили в них сомнение или муки совести. Оба спокойно спали по ночам. И Элнер была не в состоянии понять или простить родителей.
— Что случилось? — спросил я. — Что заставило вас увидеть это дело со своей точки зрения, а не с родительской?
— Не знаю. Просто я всегда верила, что прожить жизнь, не беря на себя ответственности перед человечеством или хотя бы ответственности за свои действия, — безнравственно, дурно. — Она вздохнула, отбрасывая со лба прядь черных с сединой волос. — Полагаю, я родилась такой.
— Кем-то вроде выродка, — осторожно сказал я и почувствовал, как у меня сжались челюсти.
— Да, — помолчав секунду, ответила Элнер. — Я так думаю.
Мы пошли быстрее. Пройдя несколько шагов, я понял, что мы не собираемся наносить очередной визит, а возвращаемся в ее офис.
— Где-то должен же быть выход, — сказал я. — Вы найдете его.
Элнер не ответила.
В офисе я как можно скорее доделал работу и вышел прогуляться. Воспользовавшись первым же попавшимся видеофоном, я позвонил Мике, заказав режим секретности. Заполнившее экран лицо было мутным и расплывчатым.
— Кот, — торопливо махнул рукой Мика, — говори побыстрее.
— Ты что-нибудь для меня достал?
— Возможно. Вечером?..
— Пургаторий. Перед шоу.
— Да. — Мика исчез.
Я выключил экран и пошел обратно, уже не торопясь, позволяя мозгу дрейфовать, расползаться, как туман, прикасаясь к десяткам самых разных сознаний, попадающихся на пути. Я даже не осознавал, что именно я ищу, пока не нашел: нечто о Страйгере… и Дэрике. Прохожие налетали на меня, бормотали что-то и шли дальше, когда я, остановившись, внутренне концентрировался. Дэрик выходил из своего офиса уровнем ниже, направляясь на встречу со Страйгером, чтобы обсудить какие-то обоюдные интересы. Вчерашнее голосование, вчерашние новости. Дэрик всегда был как сжатый кулак, но, по сравнению с теперешним состоянием его мозга, обычное напряжение Дэрика казалось легкой медитацией. Я забросил в его мозг крючок немого вопроса и, следуя за Дэриком через комплекс, сел в первый же освободившийся лифт. Обоюдные интересы… Каких бы они ни вели общих дел, я должен знать все, потому что это затрагивало дерегуляцию и Элнер.
Страйгер ждал его в «белой» комнате: максимум секретности внутри максимума безопасности. Но я поселил идеального — его нельзя обнаружить — жучка, который уже ехал верхом на Дэрике, вцепившись в его мозг. Комната располагалась недалеко от дисплейного зала, где туристы останавливались поглазеть и поразевать рты. Я нашел тихий уголок, где мог ждать, не обнаруживая себя. На противоположной стене висели мозаичные панно — портреты людей из Федерации Человечества: мужчины и женщины, молодые и старые, коричневые и желтые, черные и белые. Лица взирали на меня молчаливыми судьями. Но только один я мог решить, хороши или плохи мои действия, восстановление ли они справедливости или обыкновенное воровство. Твердолобые. Я снова оглядел их. И, закрыв глаза — глаза незнакомца, стал наводить фокус.
Я распустил все свои ощущения, вплетая их речными притоками в безграничное пространство Дэрикова мозга, разрешая его мыслям просачиваться в мои. Это было нелегко — оккупировать мозг псиона; особенно такой мозг, который болен, забит зыбучими песками паранойи и мертвым, с тупиками, лабиринтом усиления. Но нужда в моем опыте, возможность использовать его и ощущение самоконтроля, уже однажды мной утерянного, превращали контакт в наслаждение.
Но все, что я обнаружил, я уже знал или подозревал раньше. Дэрик был посредником между Центавром и Страйгером, передавал Страйгеру инструкции, предложения и приказы. Передатчик информации — один из множества. Большинство ему подобных действовали от лица командиров крупных и требующих больших затрат сообществ. Страйгер кивал, улыбался и восхвалял Бога за то, что тот послал ему таких друзей и советников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168