Вот и приотстал. Смекаешь?
– Смекаю… - озадаченно протянул Алексей.
Когда вывернули из-за угла, взору Алексея предстали обугленные стены и пол. На полу, покрытые гарью, валялись предметы, которые, судя по всему, были оружием у тех самых „ищейных псов“, о которых говорил домовой. Огромных размеров бердыш на толстом древке. Цепь, оканчивающаяся шипастой гирей с голову младенца. Здоровенный двуручный меч, кривой, как турецкий ятаган, однако с двухсторонней заточкой.
– Сколько их было? - спросил Алексей у бодро шагавшего домового.
– Двое всего.
– А почему…
– Да потому что у одного четыре руки было. В верхних двух бердыш, в нижних - меч. - Опять гомункулусы. Похоже, что тот, кто их при жизни делал, где-то неподалеку трется.
– Может, и так, - ответил домовой. - Ты не отставай, а то потеряешься.
– Где? Тут все прямое, как по нитке. Вот только что-то холодает. Воздух и вправду становился заметно холоднее. Алексей почувствовал, как по коже, хоть и доведенной наговорами до полной нечувствительности к физическому воздействию, побежали мурашки. К тому же одежда была еще мокрой после купания в нечистотах.
– Это только кажется, - ответил домовой. - А на самом деле, кабы ты без меня тут тащился - враз потерялся бы. Мне-то тут каждая дорожка ведома, да и я им тоже знаком. Вот они меня и ведут, куда потребно. Тебя же тут никто и знать не знает. Не наш ты. Да еще и человек вдобавок. Тебе тут одному ох и нелегко стало бы. Так что не теряйся.
– Слушай, Ждан, а почему холодает? Там, в коллекторе, теплее было. Намного, - сказал Алексей, пытаясь растереть зябнувшие руки. Изо рта уже шел пар. Пока еще не густой, но тоже ничего приятного… - Дак, чего непонятного-то? Чай, к выходу подходим. У нас-то самый конец зимы стоит, почитай. Месяц Лютень. А у вас небось лето.
– Да нет. Осень…
– А чего ж ты голышом приперся? Или холоду не имеешь?
– Почччему? - Алексей почувствовал, что уже начинает промерзать, даже голос дрожал. - Ммерзну, не видишь? Просто, когда одежки нет, врагу и зацепиться лишний раз не за что. Если бы еще маслом облиться, как древние греки, чтобы из рук выскальзывать. Но нельзя… - Почему? - поинтересовался домовой, уверенно шагая вперед и не оборачиваясь. - Потому, что масло как органический субстрат к себе притягивает магическое воздействие и как следствие его усиливает. Может так шарахнуть, что только подошвы и останутся.
– Да ты что?! - Домовой остановился и удивленно всплеснул руками - Вот не знал не ведал! А почему?
– Потому что органика, - коротко бросил Алексей, лязгая зубами от холода. - Ты что, не мерзнешь?
– Нет. Не мерзну. Я вообще к холодам привычен. А что такое органика? - То, что имеет растительное или животное происхождение. Из зверя или травы, там, какой. Вот масло к примеру: льняное из льна делают, а лен что?
– Трава…
– Так, а масло сливочное из чего делают?
– Какое?
– Ну… коровье, - нашелся Алексей.
– А-а-а, так, стало быть, из молока коровьего, там, али козьего. Только я козье не люблю: воняет - спасу нет. Я его не ем вовсе.
– Понял теперь? - спросил Охотник домового.
– Да вроде понял, что ж я, совсем умом скудный? Только я этого всего не знал.
Мне оно ни к чему. Ты ведун - тебе и ведать положено.
– Вот я и ведаю. Только что-то уж совсем замерз.
– Ох ты ж батюшки! Погодь-ка минутку…
Старичок полез в карман, достал крошечный сверток, встряхнул его, подбросил, и перед Алексеем опустился наземь зипун. Тот самый. В котором был Ждан, когда они встретились. Только нормального, вполне человеческого размера. Алексей удивленно глянул на старого домового.
– Чего пялишься? Надевай, а то околеешь совсем, - буркнул Ждан. - Ну, забыл я про него, что зыркаешь?
Алексей с удовольствием напялил на себя зипун, почувствовал, как теплые завитки овечьей шерсти приятно защекотали тело.
– Спасибо, Ждан Лебядич!
– Да чего уж там. Чуть не заморозил тебя, путник. Ты уж того, не серчай. Алексею вот уже в который раз показалось, что временами речь домового неуловимо изменяется. То он говорит, как замшелый деревенский старик, вкрапляя в свою речь массу простонародных выражений. А то вдруг его речь становится плавной и ровной, с привычной с детства манерой построения фраз, без диалектических словечек, которые не то чтобы резали слух, но временами заставляли просто соображать немного медленнее, поскольку не сразу находились синонимы старинным фразам и оборотам. Что уж там и говорить, старикашка был ох как не прост. С ним, пожалуй, стоило держать ухо востро. Мало ли чего можно ожидать от изнаночника. Хотя домовые отродясь не творили с людьми непотребств, свойственных остальным жителям Изнанки, но все же были народишком хитреньким, себе на уме, что называется. Овчинная шкура подаренной домовым одежды приятно согревала начавшую уже терять чувствительность кожу, нос же, наоборот, стал стынуть, как и кончики ушей. Алексей поднял огромный, по самую макушку, ворот, сунул руки в просторные рукава, и ему стало намного уютнее.
Дальше шли молча. Холод усиливался. Вскоре Алексей ощутил, что у него стынут ноги, а джинсы, влажные после купания в коллекторе, превратились в стоящие колом вериги, сковывавшие движение. Алексей прикинул даже, что неплохо бы остановится и чем-нибудь увесистым отбить со штанов намерзший лед. „Блин, застужу все как есть“, - подумал Алексей, с завистью глядя на домового, которому все было нипочем.
Еще примерно десять минут пути прошли в молчании. Петляя по различным закоулкам и отноркам, путники вскоре приблизились к выходу настолько, что стал виден свет, льющийся из щелей в неплотно прикрытой двери.
Алексей удивился, что в таком монументальном сооружении из огромных каменных глыб дверь была настолько хлипкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92