Первым дурным знаком стала внезапно налетевшая буря. Послышался удар грома – и небо, еще минуту назад безоблачное, обрушило на нас потоки дождя. Даже стоя под дубом, мы насквозь промокли. Вода скапливалась над нашими головами, а затем под ее тяжестью ветви дерева прогнулись, и струи хлынули вниз. Волосы у Эвностия спутались, прилипли к голове, и показались его рожки цвета слоновой кости с розоватым отливом. Мое платье из водяной лилии облепило тело, как холодная змеиная кожа, и готово было разойтись по швам, грозя обнажить мои пышные прелести.
– Ну, это еще не беда, – сказала я. – Мы обсохнем у Коры дома. Думаю, Мосх имел в виду погоду.
Но буря принесла не только дождь. Небо уже очистилось, а над нашими головами так и осталось висеть большое черное облако. Внезапно мы заметили, что оно состоит из отдельных частиц или, скорее, живых существ. Нет, это было не облако, а нечто вроде стаи огромных птиц.
– Клянусь грудью Матери-богини Клянусь грудью Матери-богини – Мать-богиня, Великая Мать – главное женское божество в большинстве мировых религий. Как правило, соотносится с женским творческим началом в природе, с землей. Великая Мать первоначально отождествлялась с функционально близкими ей в древнегреческой и древнеримской мифологии богинями: Геей, Реей, Деметрой, Персефоной. В поздней античности известна синкретическая Богиня-мать, ипостасями которой выступают различные локальные божества.

!..– воскликнул Эвностий.
Он набрался всяких богохульных клятв, когда, после смерти родителей, стал водиться с разгульной компанией. Но меня не шокировали его слова, ведь это была и моя компания тоже.
– На нас напали грифы.
– Нет, – сказала я. – Не думаю, что это грифы. Они не черные, во всяком случае, не все. Смотри, вон там синие, красные, зеленые. Похоже, на них одежда. Мне кажется, что… да, я знаю кто это.
– Кто? – спросил он, полагаясь на мой опыт, накопленный за триста шестьдесят лет.
– Трии.
– Пчелиный народ? – воскликнул он. – С материка?
– Да, – ответила я. – Яркие – это королева и трутни. Темные – работницы. Должно быть, из-за бури они сбились с пути. Или, может, ищут себе новый дом.
– Не очень-то они симпатичные, правда? – Хвост его подергивался, будто отгоняя мух.
– Я никогда не встречалась с ними сама, но кентавры говорят, что они воры и делают всякие мелкие гадости. Способны ли они на что-либо худшее – не знаю.
Трии кружили над нами, переговариваясь. Голоса королевы и трутней были высокими и мелодичными, речь работниц – монотонной и некрасивой. Они явно выбирали место, чтобы сесть. Вскоре рой разделился на шесть групп, в каждой была своя королева, и одна группа направилась прямо к нам. Я потащила Эвностия в заросли деревьев, но обернулась и взглянула прямо в лицо королеве, которая, как огромная стрекоза, зависла в воздухе почти над моей головой. Но смотрела она не на меня, а на Эвностия, словно увидев в нем, как бы это сказать, трутня для своего брачного вылета.
– Пойдем скорее, Эвностий, – быстро проговорила я, стараясь сделать так, чтобы он не оборачивался и не видел неприкрытую похоть на ее лице. – Какими бы они там ни были, к хорошему все это не приведет. Надо предупредить Мирру и Кору.
Мирра жила в стволе дуба, но, как и подобало дому дриады, чей покойный муж и большинство любовников кентаврами, он имел выход в небольшую пристройку – круглый домик из тростника, выкрашенный зеленой краской под цвет листьев. В нем было два окна с рамами из красной глины и очень высокий дверной проем, дверью же служили шкуры двух волков, так искусно сшитые вместе, что казалось, они принадлежат одному огромному зверю. Дом не закрывался, и только на зиму в окна вставлялись листы пергамента, защищавшие от порывов ветра и от ищущих пропитания летучих мышей-вампиров. Войдя внутрь ствола, надо было подняться по винтовой лестнице в верхнюю комнату, также сделанную из тростника и расположенную, подобно птичьему гнезду, среди ветвей, только гораздо более аккуратную и красивую.
Мирра сидела внизу за ткацким станком и работала над ковром, на котором в несколько приукрашенном виде был изображен ее покойный муж (предположительно отец Коры). По замыслам вдовы он воплощал все самые лучшие качества своего племени – силу, мудрость и страстность. Сама Мирра была хрупкой, но при этом довольно крепкой – тоненькая, грациозная стареющая женщина, чьи некогда зеленые волосы уже поседели, а уши были изящны, как раковина багрянки ..уши были изящны, как раковина багрянки – багрянка (правильнее иглянка, или пурпурная улитка) – заостренная с одной стороны, спирально завитая раковина морского брюхоногого моллюска, имеющего пару пурпуровых желез, выделяющих секрет фиолетового цвета, из которого добывали пурпур.

. Удивительно, что, несмотря на такую деликатную внешность, у нее было больше любовников, чем у кого бы то ни было во всем лесу, конечно, не считая меня. Вероятно, секрет ее успеха заключался в том, что она говорила «да», когда, казалось, скажет «нет».
– Мирра, со мной гость, – объявила я громко.
– Зоэ и Эвностий! – прощебетала она. – Кора, спускайся скорее, к нам пришли.
Она жестом указала на скамью у стены, и я, опустившись на гору подушек, дала отдых своим уставшим ногам. (Вы, конечно, понимаете, что я не толстая, но тяжесть моей груди дает слишком большую нагрузку лодыжкам.)
– Я принесла тебе желуди, – сказала я. Она приняла мой подарок так, как если бы это были изумруды из страны желтолицых людей.
– Дорогая, мы устроим пир! Мое дерево почти не дало желудей в этом году. Мы поджарим их сегодня вечером. Но ты же промокла до нитки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53