подметали бревенчатые, с остроконечными крышами домики, чинили увитую колючими растениями изгородь, огораживавшую их деревню. Поэтому у кентавров оставалось время заниматься физическими упражнениями и следить за своей внешностью. Они также гордились умением вести изящную беседу на любую тему. Золотисто-коричневый торс Скакуна и его многочисленные конечности – четыре ноги и две руки – были гибкими и стройными; он любил чистоту и часто купался в Тибре. Лицо – если вы понимаете толк в мужской красоте – имело правильные черты, золотистые глаза сияли, кожа была розовой и чистой – он не носил бороду; грива, похожая на сад, заросший буйной золотой растительностью, спадала на плечи. Меллония снисходительно улыбнулась:
– Скакун, ты еще совсем жеребенок.
Единственными знакомыми ей поцелуями были те невинные поцелуи, которыми обменивались дриады. Она легко коснулась губами его щеки, подобно тому, как когда-то нежно целовала свою мать.
– Теперь моя очередь.
– Мы не договаривались, что ты тоже меня поцелуешь.
– Но с тобой же ничего от этого не случится.
Она чинно подставила щеку. Какая глупость! Губы приблизились к ней, и Меллония почувствовала его дыханье, от которого исходил приятный аромат майорана, но, неожиданно миновав ее щеку, он впился ей прямо в губы. Она вспыхнула, и огонь, охвативший не только рот, но и тело, был непривычным и не таким уж неприятным. «Клянусь молоком Румины, он решил меня задушить». Вот и руки обвились вокруг ее тела, подобно шеям гидры!
Сделав усилие, Меллония высвободилась. Кентавры – прекрасные скакуны в открытом поле, но удивительно неуклюжи в ограниченном пространстве.
– Если ты не передашь мне то, что тебе велели, пятьдесят пчел ужалят тебя, – сказала она, поднимая руку, будто собираясь отдать им команду.
– Хорошо, хорошо, – ответил Скакун, испуганно поглядывая на пчел, но пытаясь сделать вид, что совершенно спокоен. – Расчеши сначала мою гриву. Ветер растрепал ее.
Он достал из кожаной – это была кожа льва – сумки, висевшей у него на шее, черепаховый гребень.
– Обещай, что больше не будешь меня целовать.
– Обещаю. Сегодня.
– Никогда.
– Никогда, – вздохнул он.
Меллония провела гребнем по гриве, хотя все волоски были на своих местах. Скакун скреплял их смесью смолы и мирриса. Затем она по-дружески похлопала его по боку и неожиданно почувствовала, как он задрожал.
– Какая ты стала красивая! Как гиацинт.
Красивая? Цветы бывают красивыми. Ласточки. Бабочки. Разноцветные камушки на дне ручья. Но никто никогда не говорил так о ней. Она с трудом сдержалась, чтобы не спросить: «Почему я красивая? Тебе нравится зелень моих волос? Но она небезупречна. В ней мелькают золотые солнечные нити…»
Меллония быстро отдернула руку и сказала:
– А что ты должен мне передать?
– Волумна собирает всех на совет в зале под Смоковницей Румины.
– Что случилось? – воскликнула Меллония. Такое бывало не часто и означало, что речь пойдет о чем-то серьезном.
– Наверное, опасность.
– Какая?
– Не знаю, – ответил Скакун, и Меллония поверила ему.
Серьезные события не обсуждают с мужчинами, особенно с кентаврами, достаточно того, что их просят что-нибудь передать.
Она спешила к Смоковнице, Фикусу Руминалису, росшему в полумиле от ее дома. На ней не было ни ботинок, ни сандалий, ни тяжелой одежды, лишь ножной браслет из красных ягод и зеленая полотняная туника, которая блестела на солнце, как листва. Шею украшало ожерелье из зеленых желудей. Только лань могла бы догнать ее. Конечно, кентавру это было не под силу, разве что они оказались бы на ровном, открытом месте. Удаляясь, она чувствовала на себе его взгляд и думала, почему он задрожал от ее прикосновения. И все эти разговоры о поцелуях! Они ведь выросли вместе. Он был единственным мужчиной, которому ее мать позволяла находиться рядом с их деревом. Но мысли о совете и опасности заставили ее забыть о нем.
* * *
Это была одна из самых высоких смоковниц с ветвями, усеянными маленькими зелеными ягодками, которые вскоре превратятся в зрелые плоды, но ни одна пчела не посмеет притронуться к ним, пока они не упадут на землю. Между пчелами и дриадами существовало полное взаимопонимание, ведь это дерево было их Богиней Матерью, а плоды, так же как и дриады, – ее детьми.
В получасе ходьбы отсюда стоял Дуб зачатий – Дуб Румины, божественного супруга Румины, менее почитаемого, чем она, поэтому ему было отведено не столь завидное место в Вечном Лесу.
Помещением для советов служила пещера, специально вырытая под смоковницей. Тонкие корешки свисали с потолка, как приползшие туда змейки. Дриады сделали пещеру глубоко под землей и копали очень аккуратно, чтобы не повредить главные корни – артерии их матери. В нишах, устроенных в земляных стенах, ровно горели смоляные факелы – воздух в пещере был совершенно неподвижным; стоявшие полукругом деревянные скамьи поднимались рядами кверху. По образцу этих сооружений, изобретенных еще критскими дриадами в незапамятные времена, критяне построили арены для игр с быками. В пещере находилось около пятидесяти дриад, женщин и девочек. Когда дриада рожала мальчика, его сразу же бросали в лесу. Если он не доставался льву, то какая-нибудь добросердечная мать семейства кентавров забирала его, чтобы вырастить вместе со своими детьми, или же фавн – а все фавны были мужчинами – разрешал ему примкнуть к своему тощему, сильно пахнущему веселому выводку. Одного из таких мальчиков Меллония спасла, когда ей было четырнадцать лет, решив воспитать как брата, но ее мать быстро отнесла ребенка на прежнее место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44