Понимаете, почему?
– Вестимо. Кстати, о Земле, – оживился Филипп, – не подскажете, где это в окрестностях моей Петуховки из мира в мир шмыгнуть можно? И часто ли открыта волшебная дверца?
– Кажется, у местных жителей это место называется «Крутеньким ложком», – сообщил Игорь Игоревич. – А канал, как и все естественные, открывается и закрывается время от времени. Причем без сколько-нибудь научно выводимой систематичности. Между прочим, открытие канала сопровождается сильнейшим инфразвуковым ударом. Да и последующий звуковой фон не настраивает на прогулки поблизости. Так что «волшебная дверца» умеет держать любопытных на расстоянии.
– Поня-атно… – протянул Филипп. – Действительно, где и быть межпространственному каналу, как не в Крутеньком? Самый нехороший лог изо всего набора поганых.
…Так уж исторически сложилось, что бесчисленные поколения юных петуховцев таскаются в Крутенький ложок испытывать собственную отвагу. Некоторым везет – они ничего там не видят. Ходят потом, понятно, гоголем. Филиппу, например, в свое время повезло. Ходил. Гоголем. Другим не везет – они что-то видят. И чувствуют. Что? Да ничего, говорят, особенного. Клочок тумана на дне, фигуры какие-то колеблющиеся… И до кончиков пальцев на ногах пробирающее ощущение жути и желание немедленно бежать. Бежать, чтобы больше никогда не возвращаться. А смелость испытать, говорят они, можно ведь и в другой раз. И где-нибудь в другом месте. На полночном кладбище, например.
И еще с логом этим связана одна правдивая история. И надо сказать, что, принимая во внимание наличие «волшебной дверцы», выглядит она не такой уж фантастичной.
Дело было в тридцатые годы. Три брата-акробата (а может, гимнаста) по фамилии Теплых (пламенные комсомольцы, ворошиловские стрелки, осоавиахимовцы и т. д. и т. п.), решили, как последовательные материалисты-безбожники, раз и навсегда развенчать «поповские сказки» об ужасах Крутенького. Снарядили они для того научную экспедицию в «плохое» место, сзывали желающих да к счастью не нашли. Плюнули героические пролетарии на трусливых земляков и отправились одни, распевая Интернационал и неся на палке приговоренное к сожжению в глубине пресловутого лога чучело мироеда-пузана. Или попа-мракобеса. Ночью отправились, разумеется. И сгинули в Крутеньком без следа. Многодневные поиски результата не дали. Пришлось по тогдашней традиции свалить всю вину на волков и врагов народа. Неизвестно, как с врагами, а волков в тот год действительно было очень много. Постреляли их под горячую руку без счета… Врагов, кстати, постреляли не меньше. Так-то вот.
Понятен и выбор средства доставки к входу в канал. «УАЗ» ведь не только малозаметен, он еще и проходимостью отличается просто исключительной, куда там до него многим крутым внедорожникам! А в задний салон очень легко подпустить толику газку дурманящего, и – вперед! Без страха перед автоинспекцией и упреков от прикорнувшего пассажира. Ловко!
– Послушайте, Игорь Игоревич, – сказал Филипп. – Может, напрасно вы мне столько разных разностей рассказали? Вдруг я, когда закончится контракт, захочу этими знаниями неприемлемо для Легиона воспользоваться? Разболтаю о нем, например, компетентным органам. Им-то положено к сумасшедшим прислушиваться. Или среди легионеров выживают немногие? Или… – напрягся он, – никто?!
– А почему вы думаете, Фил, что, вернувшись домой, не станете вспоминать эти три года именно как служебную командировку на фирму «Марчегалья»? – спросил Игорь Игоревич невинно.

ГЛАВА 4

Я был здоров, здоров как бык,
Здоров как два быка, –
Любому встречному в час пик
Я мог намять бока.
Владимир Высоцкий

Полусфера силового поля, покрывающего базу, оказалась не настолько велика, как почудилось мне ночью, с перепуга. Метров четыреста в диаметре, может, меньше. Прозрачная, зеленоватая, блики гуляют, тоже зеленоватые. По всему ее периметру, через равные промежутки, торчали высокие черные кочки, похожие формой на суточные грибы-боровики – штук с дюжину. «Станции натяжения поля», – пояснил Игорь Игоревич.
Территория базы была сплошь засажена кустарником – сирень, черемуха, вишня, можжевельник. Кусты низкие, аккуратно подстриженные. Травка жемчужная, тоже подстриженная. Тишина, моторы боевых машин не ревут. Птички свистят. Ветра нет, тепло. Зеленоватое – сквозь поле – солнце не слепит глаз.
Мы направлялись к отдельно стоящему строению, немного менее приземистому, чем прочие. У него имелся второй этаж, мансарда и пристрой в виде внушительного, метров десяти в диаметре и десяти-пятнадцати в высоту стеклянного фужера, перевернутого граненой ножкой вверх.
Тоже, небось, какая-нибудь станция, решил я.
– Это офицерский корпус, – сказал Игорь Игоревич, когда мы подошли к дому с мансардой. – В нем вы пройдете своеобразную призывную медкомиссию.
– Что же там у меня будут своеобразно исследовать? – зябко поежившись, поинтересовался я. Ненавижу медкомиссии.
– Практически все, физиологию, антропометрию, ритмы мозга…
– Странно, – удивился я. – Почему сейчас? Лошадь позади телеги. Контракт-то уже подписан. А вдруг я окажусь негоден?
– По моим сведениям, вы вполне здоровы. А если и обнаружатся какие-либо мелкие неполадки, наши лекари быстро и надежно избавят вас от них.
– Безболезненно, надеюсь? – спросил я, не на шутку обеспокоившись. Быстро и надежно у лекарей получается только зубы выдирать.
– Вполне! – уверил Игорь Игоревич.

Не сказал бы, что офицеры жили более комфортно, чем рядовой состав. Те же ковровые дорожки на полу, те же деревянные панели на стенах, тот же слабый аромат цветов и свежести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19