– Вы не правы, господин Гудмэн. Это не русским людям кажется, будто они всегда все знают и сумеют построить такое, что до них никто не строил. Это тем казалось, что стояли над всеми и не хотели с ними считаться… Но есть предмет, о котором положено иметь точное и определенное мнение, – это правда… Тут вы, пожалуй, правы: многострадальное сердце всегда угадывает, где правда. А у русских людей оно поистине многострадальное.
– Хватит философии, – перебил Босс, – не для того вовсе я позвал тебя… Люди, громадное их большинство, невежественны и бестолковы. Чем больше делаешь им добра, тем больше они неблагодарны. Только в тюрьме они и понимают, что значит свобода. А потому их удел – тюрьма без срока и без конца. Их нужно доить и доить, только тогда они дают молоко. Всегда лучше, чтобы люди только мечтали о свободе, чем пользовались ею… Слушай теперь о делах: мне надоело расходовать нервы на поимку негодяев, подобных тебе. Я вас не просил высаживаться на моем острове, тем более не потерплю вмешательства в порядки, которые здесь существуют. Вот мой ультиматум, и о том потрудись тотчас написать своим: вы освобождаете всех моих солдат и просите политического убежища – я переправляю вас в ту западную страну, которую вы назовете. Если же будете дрыгаться и ломаться, как до сих пор, я всех вас ликвидирую. Понятно я выразился?
– Мы потерпели беду. Мы случайно оказались здесь. Мы рассчитывали на элементарную помощь. Такая помощь – древний обычай между народами. Но вы навязали борьбу. Вы применили насилие… Дайте бумагу и карандаш, я напишу о ваших предложениях, но я уверен: ни один из моих товарищей не отречется от родины.
– Зачем отрекаться? Наоборот, истинно демократические силы восславят вас повсюду как подлинных борцов за народ против навязанного ему тоталитаризма. Мы позаботимся об этом. Тут кругом наши люди.
– Предать совесть – на это мы не пойдем, – спокойно, с сознанием своей правоты повторил Алеша. – Мы готовы с благодарностью принять от вас помощь, но служить вашим интересам не хотим. Тут нас не обмануть…
– Молчать, – заорал внезапно Босс, размахивая кулаками. – Чтобы какой-то пацан учил меня, – не бывать этому!
Он круто повернулся и ушел.
Однако его люди вскоре принесли перо и бумагу. Передав привет всем своим товарищам, Алеша изложил требования Босса. «В противном случае, – писал он, – господин Гудмэн, исповедующий идеологию свободомыслия и полной демократии, грозится уничтожить всех нас и не остановится ни перед чем».
Прошел день, и другой, и третий, а об Алеше словно забыли. Кроме воды и ложки рисовой каши, ему ничего не давали. И он понял, что ультиматум Босса его товарищи решительно отвергли. Это прибавило ему сил.

СТАРАЯ ЛИСА ВЫХОДИТ НА ОХОТУ

Клацнул замок, скрипнула дверь – в камеру впустили Бенито. Он был весел, только под глазом у него темнел фонарь – знак, что кто-то не разделил с Бенито его оптимизма.
– Привет, старик! Вот и кончаются твои мытарства, – он дружески хлопнул Алешу по плечу. – Я привез ответ дядюшки Хосе. Дядюшка согласен попросить политическое убежище, но, конечно же, если все мы получим человеческие условия жизни. Тут они составили документ и просят тебя, как представителя великой державы, первым подписаться от общего имени.
– При чем здесь представитель великой державы? – удивился Алеша. – Попросив политического убежища, все мы отрекаемся от родной земли.
Бенито и ухом не повел.
– Всем нам, охранникам, – трещал он, – простят нарушение дисциплины и выплатят то, что положено. Вопрос будет закрыт полностью. Подписывай, и через час все мы встретимся в совершенно иной обстановке.
– Постой, расскажи, как они там? Как Педро? Как Антонио? Как дядюшка Хосе и Агостино?
– Все нормально, старик. Мануэлю и Марии жуть как надоела вареная рыба. Антонио получил прощение со стороны Босса, а вот Агостино предстоит вернуться в тюрьму. Жаль, жаль, но ничего не попишешь…
Алеша не сомневался, что Бенито лжет, что он предатель, и решил проучить его. Как ни противно было скрывать свои чувства, Алеша понимал: не он начал подлую игру в обман и, стало быть, имеет право уплатить притворщику тою же монетой.
– Бенито, я верю тебе.
– Вот и прекрасно, старик. Подпиши бумагу, и через день-другой вы отчалите в теплые края.
– А если не подпишем, что будет? Ты лучше всех знаешь Босса, он доверяет тебе, поскольку выбрал для такого ответственного поручения…
Бенито распустил павлиньи перья.
– Да, я знаю, как умеет гневаться Босс. И власти у него довольно. Поверь, он может всех вас скормить крокодилам, и никто не помешает.
– Даже ты, Бенито?
– А что я могу сделать?
– Значит, нам не вырваться из его когтей?
– Не вырваться… Если не скормит крокодилам, не бросит на съедение муравьям, он продаст вас агентам, поставляющим в закрытые клиники почки, сердца, костный мозг и прочий трансплантационный материал.
– Он такой могущественный? Он имеет право считать людей трансплантационным материалом?
– Он могущественней, чем ты можешь себе вообразить.
– Чем ты докажешь? Я же должен быть в этом уверен, если ставлю свою подпись.
– А ты умеешь держать язык за зубами?
– Ну, разумеется.
– Подпиши бумагу, и я скажу.
– Нет, ты сначала скажи, и я подпишу.
Бенито злился, но еще держал себя в руках.
– Знаешь, кем я был до того, как меня нашел и пригрел Босс? Я был дерьмом, самым настоящим дерьмом. Люди, приближаясь ко мне, зажимали носы… После революции на Кубе я уехал в Соединенные Штаты. Попал в Нью-Йорк. Мне говорили, что мне посчастливилось. Но это самый страшный и самый жестокий город на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54