кто, просто выпучив глаза.
– Документ эпохи? – равнодушно спросил Вадим.
– Ни в коем случае, – бодрый старик шумно свернул газетный лист, – это мы там у себя «в Сахаре», как у вас принято обобщать, затеяли настоящий «боевой листок светской хроники». От желающих понежиться в наборном цеху или поиграть пером, отбоя нет. Кое где ведь и рыцарские турниры устраивают, потом лечи их, а особенно лошадок. А тут полная безобидность. Но это ладно, что ты? Надо сказать, сеанс не затянулся.
Вадим опустился в соседнее кресло, свесил голову набок, рассматривая свое смутное отражение в начищенном до блеска мраморе.
– Не думал, что будет «так» трудно.
– Ну, братец, тут уж я тебя даже и успокаивать не стану. Хочешь иметь чистую карму – терпи. Твой крест.
– Мог бы не напоминать.
– Мог бы, мог бы.
– И потом, как это у тебя в одной куче и карма и крест?
– Да наплюй. Скажи лучше, что она из себя представляет?
Вадим медленно вернулся в вертикальное положение.
– В деле о ней изложено не слишком-то и подробно. Собственноручных документов всего около десятка. Три письма, обрывки записок, квитанции… Кажется, из тихонь. Не красотка, не уродка. Никаких особых способностей, таких в наше время называли хорошистками. Домашняя девочка. Вязание, варение. Да, ты знаешь, я ее толком и не рассмотрел, все за собой присматривал. Сам представлял для себя наибольший интерес.
– Это ты зря, никакие эксцессы с твоей стороны…
– Лучше тебя знаю, что опасаться было нечего, позаботились, но воображению не прикажешь.
Помолчали. Валерик двигал по отдельности бровями вверх – вниз, как бы взвешивая полученную информацию.
– Сколько лет?
– Двадцать два.
– Девственница?
– Да ладно тебе, Валерик!
– Что значит – да ладно!? Это самый корневой вопросец, всю дальнейшую тактику надо строить в зависимости от того, пускала она кого-нибудь себе под юбку или нет. Двадцать два года, тихоня, вязание, если еще и это…
– Иногда мне кажется, ты просто старый пошляк!
– Значит, не скажешь?
– Не скажу, – устало ответил Вадим.
– Ну что ж, тебе, так сказать, карты в руки.
– Ты же знаешь, я в карты не играю.
– И зря, а я очень даже распробовал это удовольствие, у нас отличная сложилась группешка, перечислять не буду, кое о ком ты, возможно, даже и слышал. Старички, само собой. Такие, знаешь ли, случаются преферансные пятницы. И такой сочности разговор…
– Пикейные жилеты, – мрачно хмыкнул Вадим. – Или правильнее сказать пиковые?
– Каламбур! Не прошло и ста лет, а ты уже выучился. В преферансе начальная игра – шесть именно пик.
– Здравствуйте! – раздалось сзади. Незаметно подкравшиеся дамы. Как только этот с виду каменный пол умудряется всасывать все звуки? Что за подарок! Мадам Рыжова и мадмуазель Рыжова.
– Аида Борисовна! – запел Валерик. Вадим вскочил.
Чтобы не заставлять своего слишком престарелого ученика скрипеть суставами в приступе галантности, бывшая учительница обошла строй кресел и встала перед ними. Сопровождаемая дочерью. Впрочем, определить сходу, кто из этих двух бальзаковских особ мать, а кто дочь, мог бы только близкий родственник. Эвелина убрала бородавку с губы, и обе они сделали корректировки фигуры, допустимые законом о сохранении идентичности. Впрочем, дочь та, что «скучает обликом» и выглядит чуточку старше.
– Сидите, сидите Валера.
– Да уж, я уж, лучше так уж.
Рыжова старшая, хотя одновременно и младшая, спросила, строго глядя Вадиму в подбородок:
– Приступили?
Тот наклонил тяжелую голову.
– Что ж, желаю вам успеха. От всего сердца. Мы все будем послеживать за вашим делом.
– Да, да, и я тоже, – присовокупила дочь, и в голосе ее звучала целая гамма чувств. А ведь и в самом деле, подумал Вадим, невозможно определить, жалеет она, что сейчас не находится на месте Любы или радуется.
– Сегодня, насколько я понимаю, первый визит.
– Да, Аида Борисовна.
– Надеюсь, все пойдет как следует, а если все пойдет как следует, то очень скоро вам понадобится помощь по части, так сказать, художественного просвещения вашей подопечной.
Вадим едва заметно кивнул. Ему не хотелось вслух соглашаться с этим мнением в присутствии Аиды Борисовны.
– На этот счет прошу учесть, что лучший кабинет эстетической аккумуляции представляем здесь мы. Я и… – она твердой рукой взяла смущенную дочь за локоть.
– Он все понял Аида Борисовна, – прохрипел Валерик и перешел на кашель.
– Не дурачьтесь, Тихоненко, не надо. А вы, Вадим, запомните мои слова. У нас постоянные и новейшие поступления. Новый каталог Поликтета, и Лист как всегда одаривает. Такой бодрый дар. Да, да. До свидания.
Они удалились, солидно, но бесшумно ступая по зеркальному полу холла в сторону широкой стеклянной стены, за которой стоял невозмутимый полдень.
Вадим задумчиво смотрел вслед неприятной паре.
– Поверишь ли, она единственная, кто из всех сотрудников политехникума добилась, после возвращения, должности в Лазарете. И надо же, чтобы мы именно на нее нарвались сейчас.
Старик хмыкнул.
– Кстати, Валерик, почему она с тобой так, запанибрата, ты что, еще не представился руководству?
– Люблю власть, но не люблю козырять чинами. Понимаешь, я здесь отчасти инкогнито.
– Как знаешь.
– Знаю, Вадик, знаю.
Вадим сел обратно в кресло. Справа осталась стоять стена все того же полдня, слева по черно-серебристой стене ползли вверх-вниз прозрачные цилиндры лифтовых кабин. Было тихо. Только шуршала газета престарелого одноклассника, запихиваемая в карман пиджака.
Молодой человек потер виски.
– Ох, тошно мне, Валерик, ох тошно! Ей-Богу, легче «Ослябю» искать. Я думал, что самое трудное – это четыре безрезультатных погружения в день, даже немного заинтриговался, когда вызвали в Лазарет, думал… да, нет, лучше и не говорить, что я тогда думал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90