Понимая, что степень непроясненности его положения дошла до предельной степени, и не видно никаких реальных путей к выходу из него, Вадим затаился. Пусть насмехаются, пусть задают двусмысленные вопросы, он будет делать вид, что его здесь нет.
– Послушай, парень?
Кто это сказал? Шофер? Или Отец? О, Господи, эти мощные мужчины задали вопрос одновременно. Ну, ладно, с тоской и покорностью внутри этой тоски подумал Вадим. Почему-то мелькнула совсем уж несообразная, из совсем другого контекста выскользнувшая мысль – будут бить! Но произошло другое.
Опять раздался звонок в дверь. Тут уж удивились все. Откинулись на своих стульях, одновременно задаваясь вопросом – кто б это такой мог быть, когда все уже здесь. Хозяйка неуверенно встала и вышла в прихожую. Сначала оттуда доносились звуки неуверенного голоса, потом всплеск руками, и в комнату внезапно въехало инвалидное кресло с веселым человеком в ней. Веселым и хорошо одетым, да еще и при огромном букете. Кресло бойко крутнулось на паркете, и пассажир его победоносно вскинул руки, подхватив ими букет с колен.
– Привет всем! Не узнали?! Оби-идно!
Первой очнулась Люба.
– Жора, ты?!
– Ну, конечно же я. Соседа, соседа такого позабыть, как же вам не ай-яй-яй!
Новому, и явно незваному гостю было лет около пятидесяти, но смотрелся он очень моложаво, как будто только что из рук опытнейшего визажиста. Сияет широкая, обаятельная улыбка, лоснится копна черных, лихо зачесанных волос, черная же, сросшаяся на переносице бровь выспренно поднята. Но приняли его не совсем так, как ему, наверно, хотелось. Люба вроде бы и выразила радость, но определенно к ней было примешано и удивление. И потом, даже обмениваясь с Жорой вроде бы оживленными репликами – «а помнишь?!», «а ты, помнишь?!» – она одновременно тоскливо косилась в сторону ситуации, что развивалась между отцом и Вадимом, и что-то мучительно рассматривала внутри себя.
Вадим уже окончательно понял, что на Любу ему рассчитывать не приходится, она не придет на помощь, чтобы разрядить сгущающуюся вокруг него атмосферу. Он покорно решил, что так ему и надо, все же надо признать, что страдает он по делу, и надо тихо дострадать до конца этого «чая». Приходилось претерпевать много неприятного. Например, пристальное рассматривание со стороны шофера, как будто он не парень, а светофор.
– Что вы на меня так смотрите? Мы с вами где-нибудь виделись?
– Брось, Василий, давай лучше выпьем, – мрачно усмехнулся отец.
– Встретил бы на улице, может быть, и не узнал, – сказал дядя Вася, переворачивая бутылку горлом в свой стакан и поворачиваясь к другу Матвею. Тот обнял шоферское плечо одной рукой и схватил лоб другою.
– Постойте, вы хотите сказать, что мы с вами где-то виделись? – осторожно спросил Вадим дядю Васю. Чем дальше, тем в нем больше укреплялась уверенность, что он хуже всех разбирается в создавшейся ситуации. Это его заело. Хотя он все время напоминал себе, что он тут находится без права на обиду. Молчи, твердил он себе, но его как будто какой-то бес толкал под язык. Многозначительность водилы ему была все более отвратительна.
– А, – махнул Матвей Иванович на «жениха» рукой. Хозяйка кинулась подливать чайку в его полную чашку, Люба все так же почти отсутствовала, вяло шушукаясь с парадным калекой. Валерик поглядывал на происходящее с легким презрением – мне бы ваши заботы, пейзане. Что ж, могли быть какие-нибудь причины для его генеральской тоски, но они не интересовали сейчас Вадима. Почти уже переборов в себе обиду, он прошептал, опуская голову на грудь:
– Ну, вам-то я что сделал, нельзя же так.
Но был услышан, хозяин резко повернулся к нему, хотя, казалось, уже полностью махнул на него рукой.
– А как можно, как?!
– Я не понимаю…
– И я не понимаю, – заревел хозяин дома. – Мне сто раз объясняли, а я не понимаю. Вот себя я понимаю, хоть и не надо было этого делать, а тебя я не понимаю. Не по-ни-ма-ю! Понял?!
– Нет, – Вадим глядел исподлобья и пытался сглотнуть, у него не получалось. – Я знаю, что мне нечего сказать, и оправданья никакого, но это вроде бы, как бы в прошлом…
– В прошлом? – вдруг простонала мать.
Вадим затравленно глянул в ее сторону, удар с этого направления он и не надеялся отразить. Если уж мать… Он зашептал:
– Хорошо, хорошо, только я не могу понять, зачем вы меня приглашали, зачем…
Словно найдя смысловую опору в неуправляемом потоке беседы, Матвей Иванович решительно встал и заорал, указывая почему-то на окно:
– И, правда, зачем?! Вон из моего дома!
Вадим непонимающе выпучил глаза, зато старый его друг сразу засобирался. Пришлось очнуться даже Любе, она бросила Жору, схватилась за рукав Валерика и растеряно зашептала: «да, куда вы, не надо, да Боже мой же, погодите!».
– Во-он! – настаивал хозяин дома, водя огромным кулаком возле переносицы Вадима. Молодой человек привстал и боком-боком выехал из-за стола и затрудненным, извиняющимся шагом поспешил в сторону выхода.
– Папа! Папа! Что с тобой, что ты делаешь!? Прекрати! – произнося эти слова, Люба продолжала удерживать руку Валерика, а он старался высвободить ее, сохраняя на лице спокойное, отсутствующее выражение лица. Наконец ему удалось вернуть себе руку. И тогда Люба, выражая всем своим видом – а, пошли вы все к черту! – удалилась вглубь квартиры. Это было последнее, что увидел Вадим, выбегая на лестничную площадку.
Всю «ночь» Вадим не мог заснуть, поэтому очень удивился, когда сообразил, что его будят. Оказалось, что осторожно треплющая по плечу ладонь принадлежит отцу.
– Т-с-с, – черный указательный палец Александра Александровича взлетел к губам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90