Ну и парочка!
- Скажи матери, Гафья, что я еду в город. К вечеру, бог даст, вернусь.
Пусть коровы мычат от голода, пусть лошади бьют копытами, пусть визжат свиньи и поросята. Может, перестанет Полана упрямиться, не выдержит ее крестьянская душа, выйдет Полана и займется скотиной.
Да и можно ли сердиться, когда рядом божья тварь?
Мерин помахивает головой, жеребец держит ее высоко. Вот и Штепан тоже высоко держит голову.
Жеребца-трехлетку он запрягал вместе с кобылкой - они, мол, хорошо идут в паре. Эй ты, деревенщина, чего кусаешь мерина... Полана, наверно, выйдет из клети, пока меня нет, накормит скотину и птицу, порадуется на них. Вот видишь, и неспеша можно доехать до города.
Перво-наперво к адвокату.
- Так и так, сударь, хочу, чтоб записали вы мою последнюю волю. Никто не ведает, когда придет смертный час. Вот какая воля моя: женат я, жену Поланой звать. Надо, чтобы она наследовала после мужа.
- А что вы завещаете ей, господин Гордубал? Усадьбу, деньги или ценные бумаги?
Гордубал косится с недоверием: "Зачем тебе знать?"
- Напиши: все, что имею.
- А! Ну, тогда запишем: все имущество движимое и недвижимое...
Гордубал кивает.
- Так, так, сударь, хорошо сказано. Пишите: "За любовь ее и верность супружескую завещаю все движимое и недвижимое имущество".
Вот и подписано - во имя отца и сына и святого духа. Гордубал медлит.
- А что, сударь, нельзя ли поехать в Америку снова?
- Куда там, господин Гордубал, в Америке своих рабочих излишек, никого теперь не пускают к себе американцы.
- Гм! Так. А нет ли какой-нибудь фэктори в городе?
- А, фабрика! Есть фабрики, да стоят, не работают; трудные настали времена, господин Гордубал. - Адвокат вздыхает, точно и ему приходится нести бремя трудных времен.
Гордубал кивает головой. Что поделаешь, люди уже не нужны. Никому не нужен такой Гордубал.
А жалко, зря пропадают умелые руки. А вот коням, что высоко держат голову, они пригодятся.
...Юрай Гордубал ищет командира эскадрона. Вон там, говорят ему, в казармах.
- Что, дядя, сына пришел навестить?
- Нет, не сына, хочу жеребчика продать, господин драгун.
- Здесь лошадей не покупают, - объясняет солдат, а руки уже сами тянутся к жеребцу, ощупывают ноги и шею. - Серна, а не конь, хозяин.
Тут подошел кто-то из офицеров:
- Коня продать? Трудное дело, хозяин. - И качает головой. - Сейчас мы не берем лошадей. Говорите, ваш конь призывался еще летом? Хороший конь! А объезжен ли? Что? Не объезжен? И под седлом он еще не ходил? Ах вот как, ваш работник ездил на нем без упряжки.
Вокруг уже собралось несколько офицеров.
- Что, дядюшка, можно ли попробовать жеребца?
- Отчего же нет? - отзывается Гордубал. - Только конь-то норовистый, сударь.
- А хоть бы и норовистый! Дайте-ка, ребята, узду и седло. Поглядим, сбросит ли он Тоника.
Не успел Гордубал и глазом моргнуть, как один из офицеров был уже на коне. Жеребец подпрыгнул, взвился на дыбы и сбросил седока. Тот ловко упал на спину и смеется:
- А ну-ка, ребята, ловите коня!
Толстый командир хохочет так, что даже живот у него колышется.
- Ну, хозяин, конь у вас знаменитый! Вы пока подержите его дома, а мы подадим рапорт, чтобы разрешение дали на покупку.
Гордубал, нахмурясь, запрягает коня.
- Что поделаешь, сударь, продам его цыгану или живодеру.
Командир чешет затылок.
- Слушайте, жалко ведь жеребца... Вы что, непременно хотите его с рук сбыть?
- Да, - бормочет Гордубал, - не ко двору он мне.
- Ну, оставляйте, - решает командир, - а мы вам расписку дадим, что конь у нас, а потом напишем, сколько вам за него причитается. Идет?
- Идет, чего ж тут, - соглашается Юрай. - Коняга хороший, сударь, голову высоко держит. За него восемь тысяч давали...
- Тогда забирайте его обратно, - быстро вставляет командир.
- Можно и за пять продать, - торгуется Гордубал.
Какой-то толстый военный около командира слегка кивает головой.
- Пять тысяч - это другое дело, - соглашается командир. Стало быть, мы вам напишем. А раздумаете продавать, возьмете коня назад. Идет? Получайте расписку.
Гордубал едет домой. На груди у него расписка с печатью и мешочек с долларами. Мерин бежит рысью, поматывая головой. А жеребчика уже нет. Точно во второй раз ушел Штепан. И кобылу бы лучше продать вместе с жеребенком. Но-о-о, меринок!
Чуть вожжами тебя тронешь, ты и бежишь. Как это так - не разговаривать с лошадьми? Заговоришь с ним - конь повернет голову и махнет хвостом.
Видно, что понимает. И головой покачивает - значит, думает. Далеко еще ехать, милый, да ведь в гору приятно бежать. Ну-ну, не бойся, это только ручеек пересек нам дорогу. Оставь овода, я его сам прогоню.
Гей! И Юрай начинает протяжно, тихо петь.
Мерин косится большим глазом на хозяина: ты чего расшумелся? А Гордубал покачивает головой и поет:
Эх, Полана, злодейка Полана!
Сохрани тебя господь...
XXI
Потерял Гордубал покой. Ранним утром уходит со двора. Бросает хозяйство на волю божию и болтается неведомо где. Даже в Тибаве был.
- А что, Гелетей, не нужен тебе работник к скотине или в поле?
- Зачем мне работник, Гордубал, у меня два сына. А для кого ты, братец, ищешь места?
Потом в Татинском лесничестве.
- Нет ли работы? Лес рубить?
- Нету, братец, тысячи метров дров гниют в лесу.
- Ну, с богом. А что, не строится ли где железная дорога, или шоссе? Не рвут ли динамитом скалы?
- Куда там, сосед, куда там! Все нас забыли, да и для кого строить?
Что поделаешь, сяду где-нибудь, подожду, пока стемнеет. Издалека слышен звон - идет стадо, пастух щелкает бичом, точно стреляет, и где-то тявкает овчарка. В полях поют. Что делать? Юрай сидит и слушает, как гудят мухи. Закрыв глаза, он может прислушиваться часами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39