Стояла такая тишина, что жужжание мух казалось почти громом.
- Вот в чем дело, - проговорил, наконец, измученный падре Хасинто. - Есть у нас здесь один великий грешник, находящийся при последнем издыхании. Знайте, дон Ильдефонсо, это - тот самый печальной известности дон Хуан Тенорио. У него здесь была какая-то ссора, не то поединок короче, я отправился исповедать его. Сначала все шло как по маслу; очень хорошо он исповедался, ничего не скажешь, но как дошло дело до шестой заповеди - так и заколодило, и я не добился от него ни слова. Говорит - ему не в чем каяться. Этакому-то безобразнику, матерь божия! Как подумаю, что он величайший развратник обеих Кастилии... ни в Валенсии, ни в Кадиксе нет ему равных. Говорят, за последние годы он соблазнил шестьсот девяносто семь девиц; из них сто тринадцать ушло в монастырь, около пятидесяти было убито в справедливом гневе отцами или супругами, и примерно у стольких же сердце разорвалось от горя. И вот представьте себе, дон Ильдефонсо, этакий сладострастник на смертном одре твердит мне в глаза, будто in puncto (3) прелюбодеяния ему не в чем исповедаться! Что вы на это скажете?
- Ничего, - ответил отец иезуит. - И вы отказали ему в отпущении грехов?
- Конечно, - сокрушенно ответил падре Хасинто. - Все уговоры оказались тщетными. Я так говорил с ним, что и в камне пробудил бы раскаяние, - но на этого архибездельника ничто не действует. "Грешен, мол, в гордыне, отче, говорил он мне, - и клятвы преступал, все, что угодно; но о чем вы меня спрашиваете - об этом мне нечего сказать". И знаете, в чем загвоздка, дон Ильдефонсо? - вдруг вырвалось у падре, и он поспешно перекрестился. - Я думаю, он был связан с дьяволом. Вот почему он не может в этом исповедаться. Это были нечистые чары. Он соблазнял женщин властью ада. - Отец Хасинто содрогнулся. - Вам бы взглянуть на него, домине. Я бы сказал - это по его глазам видно.
Дон Ильдефонсо, член Общества Иисуса, молча раздумывал.
- Если вы хотите, - произнес он наконец, - я посмотрю на этого человека.
Дон Хуан дремал, когда отец Ильдефонсо тихо вступил в комнату и мановением руки выслал Лепорелло; потом иезуит уселся на стул в головах постели и стал изучать осунувшееся лицо умирающего.
После долгого молчания раненый застонал и открыл глаза.
- Дон Хуан, - мягко начал иезуит, - вам, вероятно, трудно говорить.
Дон Хуан слабо кивнул.
- Это не важно, - продолжал иезуит. - Ваша исповедь, сеньор Хуан, осталась неясной в одном пункте. Я не стану задавать вам вопросы, но, может быть, вы сможете дать понять, согласны ли вы с тем, что я вам скажу - о вас.
Глаза раненого почти со страхом устремились на неподвижное лицо монаха.
- Дон Хуан, - начал падре Ильдефонсо почти светским тоном. - Я давно уже слышал о вас и обдумывал - почему же вы мечетесь от женщины к женщине, от одной любви к другой; почему никогда вы не могли пребывать, не могли оставаться в том состоянии блаженства и покоя, которое мы, люди, называем счастьем...
Дон Хуан оскалил зубы в скорбной ухмылке.
- От одной любви к другой, - продолжал Ильдефонсо спокойно. - Словно вам надо было снова и снова убеждать кого-то - видимо самого себя, - что вы достойны любви, что вы именно из тех мужчин, каких любят женщины, - несчастный дон Хуан!
Губы раненого шевельнулись; похоже было, что он повторил последние слова.
- А вы между тем, - дружески продолжал монах, - никогда не были мужчиной, дон Хуан; только дух ваш был духом мужчины, и этот дух испытывал стыд, сеньор, и отчаянно стремился скрыть, что природа обделила вас тем, что даровано каждому живому существу...
С постели умирающего послышалось детское всхлипывание.
- Вот почему, дон Хуан, вы играли роль мужчины с юношества; вы были безумно храбры, авантюристичны, горды и любили выставлять себя напоказ - и все лишь для того, чтобы подавить в себе унизительное сознание, что другие - лучше вас, что они - более мужчины, чем вы; и потому вы расточительно нагромождали доказательства; никто не мог сравниться с вами, потому что вы только притворялись, вы были бесплодны - и вы не соблазнили ни одной женщины, дон Хуан! Вы никогда не знали любви, вы - только лихорадочно стремились при каждой встрече с пленительной и благородной женщиной околдовать ее своим духом, своим рыцарством, своей страстью, которую вы сами себе внушали; все это вы умели делать в совершенстве, ибо вы играли роль. Но вот наступал момент, когда у женщины подламываются ноги о, вероятно, это было адом для вас, дон Хуан, да, это было адом, ибо в тот момент вы испытывали приступ вашей злосчастной гордыни и одновременно - самое страшное свое унижение. И вам приходилось вырываться из объятий, завоеванных ценой жизни, и бежать, несчастный дон Хуан, бежать от покоренной вами женщины, да еще с какой-нибудь красивой ложью на этих победительных устах. Вероятно, это было адом, дон Хуан.
Раненый плакал, отвернувшись к стене.
Дон Ильдефонсо встал.
- Бедняга, - сказал он. - Вам стыдно было признаться в этом даже на святой исповеди. Ну, вот видите, все кончилось, но я не хочу лишать падре Хасинто раскаявшегося грешника.
И он послал за священником; и когда отец Хасинто пришел, дон Ильдефонсо сказал ему:
- Вот что, отче, он признался во всем и плакал. Нет сомнения, что раскаяние его исполнено смирения; пожалуй, мы можем отпустить ему его грехи.
1932
1) - любовных (лат.).
2) - Член Общества Иисуса. - Общество Иисуса
иезуитский монашеский орден (образован в 1534 г.);
его члены активно участвовали в борьбе с врагами
католической церкви, используя любые способы
воздействия на человеческую психику,
3) - в пункте (лат).

1 2