» – «Загубить гвоздевой материал, такой материал!» – «Свадьбу сорвал, а еще друг…» – «Ах ты, антихрист… жулик ты февральский». – «Человек, я имею в виду нормального человека, состоит из трех частей…»
XVII
Вот такая была в Хмелевке история. Окончилась она так же, как и началась – совещанием по «закрытым» проводам радиотелефонной линии.
Утром следующего дня работники пищекомбината собрались в зале заседаний на внеочередное совещание, за председательский стол сел заметно смущенный Сергей Николаевич Межов, радист установил на трибуне динамик.
В зале шептались, высказывая разные предположения о будущих кандидатурах на пост директора. Называли экономиста-бухгалтера Чайкина, говорили о восстановлении Башмакова, но большинство сходилось на том, что пришлют «варяга». О недавнем любимце Ручьеве даже не вспомнили, будто стыдились за вчерашние события.
После радионастройки областной оператор объявил, что сейчас выступит начальник областного управления товарищ Дерябин.
На этот раз товарищ Дерябин сразу начал с Хме-левского района.
– Сегодня, – сказал он, – мы должны разобрать позорный случай, случившийся в Хмелевке, и сделать из него соответствующие выводы. По нашему мнению, в этом районе плохо поставлено дело с подбором кадров, товарищи. Только этим можно объяснить, что вместе бюрократа Башмакова был назначен человек, который в первый же день не только дезорганизовал производство, но и съел печать своего пищекомбината. Это ли не бюрократизм! Это ли не безответственность!
Товарищи! Перед нами стоят большие и ответственные задачи, которые касаются каждого из нас, и все присутствующие на этом совещании должны серьезно подумать… -
Речь товарища Дерябина продолжалась два часа.
Директором пищекомбината прислали «варяга».

СУДИТЬ АДАМА!
Повесть третья
Ведь это вздор? Неужели не вздор?
А что, если и в самом деле не вздор?
Ф. Достоевский
I
На площади, у районного Дома культуры, директор Мытарин на своем стремительном ИЖе чуть не задавил Сеню Хромкина.
Сеня шел серединой улицы, в галошах на босу ногу, в тренировочных синих штанах и в майке, вытирал рукой потное от жары лицо и рассуждал об усложнившихся в последние годы отношениях человека и окружающего мира. Треск мотоцикла раздался для него неожиданно, когда он уже вышел на площадь. Сеня метнулся вправо, но, потеряв с одной ноги галошу, кинулся за ней назад, прямо на путь мотоцикла. Спасла мгновенная реакция водителя. Мытарин зажал оба тормоза намертво и косым юзом, подняв тучу пыли, все-таки толкнул Сеню, уронил на землю. Сеня тут же вскочил, торопливо отряхнул сбоку штаны и поздоровался.
– Привет, – насмешливо сказал Мытарин, опустив ноги на землю и удерживая ими заглохший мотоцикл. – В рай собрался?
– Нет, в нарсуд, – сказал Сеня. Испугаться он не успел.
– В нарсуд? Тебе надо в милицию сперва, а потом уж в суд. Прешься прямо под колеса.
– Я говорил тут, Степан Яковлевич, забылся и вот…
Громадный, как стог, Мытарин слез с сиденья, чтобы запустить двигатель, и устрашающе навис над Сеней:
– С кем говорил?
– Между собой. В суд наладился, жалобу на Титкова кота несу. – Сеня вынул из-за пазухи вчетверо сложенный листок, показал и опять спрятал под майку.
– В чем же он провинился, ваш кот?
– Не мой – Титков. А в чем, я не знаю. Бабы устно говорят, что малых цыплят таскает, утят и еще что-то блудит в бесстыдном беспорядке. Такой здоровенный котище по окрасу тигрополосатый, голова с арбуз, глазищи окружностью будто пятаки. Говорят, количественное множество подушил цыплят-то, а за утятами будто специально на нашу ферму бегает, на совхозную. Я, правда, личным наблюдением ни разу не видал, может, и врут. Кот ведь в рассуждениях безгласный, на него, как на мертвого человека или животного организма, все можно свалить…
Мытарин ударил ногой по кикстартеру, мотоцикл рассыпал звонкую пулеметную дробь, окутался дымом – богатая рабочая смесь или масла в бензин добавил много, отметил Сеня, хорошо бы посмотреть.
– Садись, подвезу. – Мытарин перекинул ногу через сиденье.
Сеня взобрался за широкую спину Мытарина, вцепился ему в бока и тут же почувствовал, что летит. Мытарин любил быструю езду.
Дома и зеленые палисадники перед домами слились в сплошную цветистую стену, мотоцикл в минуту выскочил на другой конец райцентра, к берегу волжского залива, и Сеня зажмурился от сладкого ужаса, когда Мытарин, разворачиваясь к дому народного суда, не погасил скорость и почти положил набок летящий мотоцикл.
– Ух, здорово! – прошептал Сеня, когда мотоцикл встал у казенного крыльца.
– Еще прокатить? – спросил Мытарин.
– Можно. – Сеня блаженно улыбался. – Только сперва надо жалобу судье отдать. Может, вы отдадите, Степан Яковлевич, я это самое… боюсь их.
– Я тоже, – сказал Мытарин и засмеялся: судьей работала его жена Екатерина Алексеевна. – Пойдем вместе, вдвоем не сробеем.
Сеня слез с мотоцикла и мигом достал из-за пазухи бумагу.
Он был рад, что Мытарин пойдет с ним: и жалобу, глядишь, отдаст сам и с судьей потолкует по-свойски.
Они вошли в длинное помещение суда, пересекли зал заседаний с пустыми стульями и остановились у кабинета с табличкой: «Народный судья Е. А. Мытарина».
– Я лучше здесь постою в ожидании, – сказал Сеня. – Вот, возьмите.
– Что ж, рискну один. – Мытарин взял бумагу, отворил без стука дверь и тут же захлопнул: – Занята. Старушка у нее какая-то, подождем немного.
Они сели рядком на стулья в зале заседаний, и Мытарин развернул Сенину грамотку.
– Здоровенная петиция. Сам писал?
– Не-е, бабы диктовали. Анька Ветрова, Клавка Маёшкина и моя Феня маленько.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118