К моему изумлению, Маргарет густо покраснела, глаза ее стали еще голубее.
– Угораздило его! – пробормотала она.
– Ничего, как-нибудь выпутается… – Я хотел успокоить ее, но она возмущенно перебила:
– Он меня мало волнует. Я беспокоюсь о Кэро, – и прибавила: – А ты о ней, видно, не задумывался…
– Помимо нее, есть еще двое…
– Он поступил безобразие, а расхлебывать придется ей.
Обычно в вопросах нравственности Маргарет была так же либеральна, как я. Но сейчас она вспылила, да и я тоже начинал злиться. Чтобы не дать ссоре разгореться, я сказал примирительно, что и до Роджера люди нарушали супружескую верность – он не один такой на свете.
– Ты хочешь сказать, что я разбила чужую жизнь, когда ушла к тебе, – вспыхнула Маргарет. – Ты совершенно прав.
– Я совсем не то хотел сказать. – Я уже пожалел о необдуманных словах.
– Надеюсь. – Гнев ее погас, и она улыбнулась. – Ты же знаешь, я и сейчас поступила бы так же. Но гордиться мне тут нечем.
– Мне тоже.
– Ты никому не изменял. Потому-то я и не могу так легко отнестись к измене Роджера.
– Ты говоришь, я не подумал о Кэро… – Снова мы спорили, снова были на грани ссоры. – Ну, а о нем ты подумала?
– Ты же сам сказал, он выпутается, ничего с ним не случится, – презрительно возразила она: в эту минуту участь Роджера нимало не трогала ее. – А ты только представь себе, что придется пережить ей, если они разойдутся. – Маргарет все сильнее горячилась. – Такой удар! Унижение! Потеря!
Я невольно подумал: Кэро была счастлива в браке и откровенно гордилась своим счастьем. Она много сделала для Роджера – быть может, слишком много? Что, если он так и не примирился ни с ее великодушием, ни с высокомерным отношением ее родных?
Да, конечно, все это верно. И все же, сказал я, как умел рассудительно, не надо делать из этого трагедии. Пусть даже она потеряет его – неужели она с этим не справится? Она еще молода, хороша. Не какая-нибудь кисейная барышня. И богата. Долго ли ей найти другого мужа?
– Уж очень у вас все просто получается, – сказала Маргарет.
– У кого это «у нас»?
– У него. И у тебя. – Глаза ее сверкнули. – Потерять его еще не самое страшное. Хотя и это достаточно скверно. Гораздо страшнее унижение.
Она продолжала:
– Ты всегда говорил, что Кэро очень мало считается с чужим мнением. Не больше, чем ее брат. Но ведь как раз люди, которые ни с кем не считаются, труднее всего переносят унижение. Оказаться в унизительном положении для них просто невыносимо.
Маргарет знает, о чем говорит, думал я. По своему характеру, по воспитанию она тоже не привыкла считаться с условностями. Она тоже жила по своим собственным правилам – пусть гораздо более утонченным, чем правила Кэро, но чувствовала себя такой же независимой. Вся ее родня, все их друзья в кругу высшей интеллигенции так же мало считались с чужим мнением, как и окружение Кэро – может быть, даже меньше. Маргарет знала, как непрочна такого рода независимость.
Она знала и нечто другое. Когда мы с ней только что поженились, на нее, случалось, находил страх – а что, если мы разойдемся? Сам я мог думать, что нашел свое счастье. Она же, зная меня, в глубине души была не столь уверена. Она понимала, что ей придется испытать, если ее опасения оправдаются, чего это ей будет стоить.
Сейчас, когда она узнала о Роджере и Кэро, давно забытые страхи с прежней силой нахлынули на нее. Внезапно я понял, почему наш спор перешел в ссору. Я перестал возражать. Перестал защищать Роджера. И, глядя ей в глаза, сказал:
– Нелегко дается гордость – а?
Для всех, кроме нас с Маргарет, это были пустые, ничего не значащие слова. Маргарет же они сказали, что я признаю свою вину, но что и она не без греха. И сразу все стало на свои места. Ссора погасла, раздражение прошло, и Маргарет улыбнулась мне через стол открытой, ясной улыбкой.

22. «Враги не дремлют»

Однажды вечером, через несколько дней после того, как Роджер открылся мне, в моем служебном кабинете появилась секретарша Гектора Роуза: мистер Роуз свидетельствует мне свое почтение и спрашивает, не буду ли я так любезен зайти к нему. Пройдя по коридору десятка полтора шагов, отделявшие его кабинет от моего, я, как всегда, выслушал горячую благодарность за свой подвиг.
– Дорогой мой Льюис, как необыкновенно мило, что вы пришли!
Он заботливо – словно это был мой первый визит к нему – усадил меня в кресло подле стола, так что я мог любоваться деревьями в солнечных бликах за окном. Потом уселся сам и из-за хризантем одарил меня ослепительной и ничего не выражающей улыбкой. И тотчас заговорил о деле.
– Создается правительственная комиссия, – сказал он. – Под этим названием наши хозяева со своим всегдашним беспечным отношением к значению слов подразумевают нечто совсем иное. Как бы то ни было, она создается.
Эта комиссия займется некоторыми вопросами министерства, находящегося в ведении Роджера, и в первую очередь новым законопроектом. Председателем комиссии назначен Коллингвуд, в нее входят: сам Роджер, Кейв и глава нашего министерства. Кроме того, как теперь принято, еще целый ряд лиц будет посещать заседания от случая к случаю: министры, высшие чиновники Государственного управления, ученые, что и послужило поводом для ехидного замечания Роуза.
– Во всяком случае, – продолжал он, – приглашением побывать на некоторых из этих представлений, несомненно, осчастливят и нас с вами.
Еще минуту-другую педантичный Роуз рассуждал о расплывчатом стиле работы теперешнего руководства, но я прервал его:
– Что это значит?
– Само по себе – ничего! – Роуз сразу вернулся к делу. – Во всяком случае, ничего серьезного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128