— Потом приходит домой и спит до полудня.
— Так бывает чаще всего?
— Так бывает всегда. Затем он встает и завтракает. А после завтрака... — Она задумалась. — Ходит в кино или на пляж.
— Один?
— Со мной.
— А потом?
— Мы возвращаемся домой и... читаем до того времени, когда ему пора отправляться на работу.
— Мне понадобится фота вашего мужа.
Она снова прошла к письменному столу и принесла мне черно-белый снимок.
— Но помните, — предупредила она, — если к пяти от вас не будет никаких вестей, я звоню в полицию.
* * *
Я опять поехал в «Попугай».
В баре, в отдельной кабинке, сидела Ева Ниланд.
— Ага! — воскликнула она. — Ходит туда-сюда, как самый типичный детектив.
Я взял себе бокал крепкого и зашел к ней в кабинку. Она посмотрела на меня по верх очков:
— Ну, ладно. Как дела?
— Есть кое-какое продвижение. Но не особо значительное.
Я вынул из кармана и показал ей фотокарточку Гордона.
— Он явно сам себе нравится, правда? — сказала она.
Наши взгляды пересеклись, и едва заметная улыбка тронула ее губы:
— А вы... Вы совсем не привлекательны, — снова заговорила она. — Кажется, вам даже приятно слышать это от меня. Я ведь давно за вами наблюдаю.
— Должно быть, вы наблюдаете за всеми без исключения.
— Вы хотите спросить, обратила ли я внимание на Гордона?
— Вы сказали это раньше меня.
— Гордон никогда того не стоил. Он был смазлив, но предельно глуп. И в том, что касается меня, и во всем остальном. А на роль «промежуточного этапа» по пути наверх я никак не гожусь.
— Конечно, Майк Ниланд об этом ни сном ни духом?
— Будем считать, что этот вопрос вы задали не подумав.
— Вам быстро все приедается. Я прав?
— Смотря что и смотря с кем. С некоторыми личностями — да. Но вы-то, кажется, не из их числа.
— И все-таки: Майк еще интересует вас?
— Отчего же нет? Вот только время в его обществе тянется так бесконечно, долго... — В ее серых глазах светился незаурядный ум. — Майк — трудяга. Он стремится превратить в надежный источник доходов все на свете. Двадцать лет положил на то, чтобы обрести нынешнее положение и капитал. Сколько бы времени это заняло у вас?
— У меня несколько иной род занятий.
Она улыбнулась:
— А скажите: была ли в вашей жизни хоть одна женщина, которая терпела вас достаточно долго?
— Где сейчас Майк?
— У себя в кабинете.
Я допил бокал и поднялся. Ева не сводила с меня внимательного взгляда.
— Вы вернетесь, — добавила она. — Рано или поздно вы вернетесь ко мне.
* * *
С одним из своих бухгалтеров Ниланд просматривал книги учета.
Как только я вошел, он довольно бесцеремонно приказал бедняге покинуть кабинет.
— Ну как?
— Думаю, кое-что прощупывается. Дороти Гордон дала мне время до пяти, чтобы я чудо для нее сотворил. Вы знаете адрес Банни?
— Конечно. Но мне кажется, что здесь тебя ждет тупик, Дэнни. Банни ничего не знает. — Ниланд замолчал, вспоминая адрес. — Он снимает комнату в восточном районе города. Какой-то захудалый отель под названием «Стерлинг».
* * *
Дежурный в гостинице сказал, не заглядывая в журнал:
— Банни? Четыреста седьмая.
— Он у себя?
— Скорей всего. Он сейчас не совсем в состоянии совершать прогулки. — Служащий осмотрел меня с головы до ног. — Надо полагать, попал в аварию. Мне-то, вообще, дела до него нет. Я просто посоветовал ему обратиться в госпиталь, да он не хочет.
Древний, пошарпанный лифт — конечно же, без лифтера — поднял меня на четвертый этаж. Я нашел комнату номер четыреста семь и попытался легонько нажать на ручку, но дверь оказалась запертой. Я постучал.
В ответ раздался глухой голос:
— Это ты, Эл?
Долго не раздумывая, я решил воспользоваться предоставленной мне возможностью:
— Я.
Прошло еще с полминуты, прежде чем я услышал, как в замке поворачивается ключ. Глаза Банни приняли совершенно нечеловеческое выражение, как только он понял, что перед ним стоит вовсе не Эл. И он тут же попытался захлопнуть дверь.
Но я оказался проворнее, схватив его рукой за рубаху на груди и вваливаясь внутрь. Толчок был не таким уж сильным, но он вскрикнул и повалился на пол. Когда я закрыл за собой дверь, я увидел, что обе ноги у него были перебинтованы, причем явно самим пострадавшим. Какое-то время Банни валялся на полу и издавал стоны, затем ползком добрался до кровати с латунными спинками. Он упал навзничь на край постели, всем своим видом показывая, что страдает от нестерпимой боли.
Это был маленький человечек с черными подвижными глазками, которые видели все, но мало что разумели. Физиономий у него была опухшая и покрытая синяками самых различных оттенков — от светло-серого до фиолетового. Видно, мальчики Майка неплохо потрудились, прежде чем стали беседовать с ним.
Когда он наконец взглянул на меня, я спросил:
— Кто такой Эл?
Он облизнул губы:
— Портье. Приносит мне еду в номер.
— Ты все ему рассказал о своих передрягах?
Должно быть, в этот момент он решил, что я очередной мальчик Майка Ниланда, и быстро-быстро закачал головой:
— Нет, сэр. Никому ни слова. Клянусь вам.
— И о Сэме Гордоне ты тоже ничего не знаешь?
Названное мною имя подействовало на него, как раздражитель на собаку Павлова. Насколько это было еще возможно, кровь отхлынула от его лица, а голос задрожал на самых высоких нотах:
— Я никогда не слышал об этом человеке, мистер! Честное слово! На Библии клянусь!
Я сильно сомневался, видел ли он хоть раз Библию за последние десять лет своей жизни, но на человека, который стал бы хранить тайну при столь неблагоприятных для себя обстоятельствах, он похож не был.
Я полез в карман за изображением Гордона.
— Знаешь этого человека?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11