Деревня безмолвствовала, только где-то далеко в лесу завыл волк на показавшуюся из-за облаков луну. Я хлопнула в ладоши, зажгла светильник и, увидев в одном из сараев огонёк, пошла на свет.
В конюшне было тепло, почти как в избе, снаружи она высилась тёмным великаном, внутри оказалась гораздо меньше. Освещая себе дорогу, я осторожно, чтобы не споткнуться, продвигалась рядом с пустыми стойлами. Где-то в другой половине конюшни слышались голоса:
– Ох, не нравится мне все это, – шептал Виль, – ребят, ну, сами посудите: лошади только наши, а хозяйских нет. Куда они сгинули? Если только их съели.
– А может, их продали, – предположил Ваня.
– Может быть, и продали, – вступила я в разговор, – только хозяева выглядят умершими дней пять к ряду. Меня это наводит на весьма неприятные мысли.
Я уселась на оглоблю и осмотрела сидящих кругом приятелей.
– И ты оставила Наследника с ними в одном доме? – воскликнул Ваня.
Я почувствовала, что опростоволосилась, и неуверенно кивнула:
– Вообще, я нарисовала на косяке охранную пентаграмму, – я осеклась, поймав на себе ироничный взгляд Виля, он усмехнулся:
– Если твои пентаграммы действуют так же, как светильники, то за здоровье маленького Властителя можно не беспокоиться.
– Эх, – протянул гном, пресекая начинающийся спор, – сейчас бы браги.
Пантелей мечтательно закатил глаза, вытянул губы трубочкой и громко сглотнул. Я фыркнула.
– Слушай, Ванятка, – вдруг просиял гном, – ты же маг, ты можешь воду в брагу превратить?
Адепт печально покачал головой и снова тяжело вздохнул.
– А в вино?
Ваня отрицательно цокнул, извиняясь.
– Ну, в пиво хотя бы? – уже горестно вздохнул Пан.
– Не могу! Не умею! Был у нас один маг, умел любую жидкость в брагу оборачивать. Фирменный рецепт никому не открыл, так и сгинул, – ответил Ваня и после паузы добавил:
– Прохор Вехров звали.
Он замолчал, а потом оба, не сговариваясь, повернулись ко мне. В их глазах читалась такая надежда и всепоглощающая любовь, что я, потупив взгляд и ковыряя оглоблю пальчиком, смущённо улыбнулась:
– Ну, умею кой чего!
Это я, конечно, поскромничала. Брага у меня получалась великолепная, крепкая с разными вкусами.
Очевидно, папаша ужасно боялся уйти из жизни и не оставить сей благостный дар потомству, поэтому все слова и жесты подробно описал на куске пожелтевшей газеты «Вестник Стольного града». Я случайно нашла записи, попробовала, и получилось. Марфа была в восторге. Она сняла первую пробу, причмокивая губами от удовольствия, и, пьянея на глазах, пела мне дифирамбы.
Все-таки в ней умер великий комбинатор. Тётка открыла новый бизнес, доходный и практически без вложений: вода, тара, и, конечно, моё колдовство, и честно предложила мне 25%. Я наколдовала из колодезной воды браги, но получился прокол: ровно через 24 часа крепкий алкоголь становился обратно водой. То ли папочка не знал о таком побочном эффекте, потому что никогда её так долго не держал и употреблял во внутрь, то ли он просто сделал ошибку, когда хотел донести рецепт до поколений, но факт остаётся фактом. Весь товар вернули, и это подорвало тёткину репутацию винодела на корню. Пришлось мне дорабатывать технологию, в результате брага так и превращалась в воду, зато после колдовства пахла земляникой или вишней. Тётка мысль о винной лавке оставила, но больше никогда не покупала спиртное, я колдовала его на все праздники.
Оживившись, мои попутчики растопили снега и предложили мне колдовать. Я сделала несколько взмахов руками, произнесла про себя заветные слова, и в котелке уже плескалась чистая 76 – градусная брага. Гном понюхал её:
– Ох, листиками смородиновыми пахнет!
Веселье началось. За отсутствием посуды пили по очереди прямо из котелка, закусывали чёрствым хлебом, завалявшимся в котомке Пантелея. Я вежливо отказалась от продукта собственного производства.
– Аська, ты чего? Обижаешь, – надулся Пан, а потом махнул рукой, – ну нам больше достанется.
К концу посудины Иван и гном нежно обнимались и клялись в вечной дружбе. Виль, попробовав глоток, закашлял и сказал, что лучше уж он моей кровушки глотнёт, раз я всех сегодня угощаю, за что получил подзатыльник. Я посмотрела на это безобразие и оставила их одних. Когда я выходила из конюшни в след мне неслась песня, исполняемая совершенно пьяными, а потому особенно фальшивыми голосами:

Плакала берёза жёлтыми листами,
Плакала осина кровавыми слезами…

Уже с порога, я поняла, что происходит что-то ужасное. По горнице разносилось запах зловонного гниения. Раздавались крики и громкое кошачье шипение. Я вбежала в комнату и застыла от ужаса. Маленький Анук, превратившись в зверёныша, яростно и остервенело, отбивался от хозяйских детей. В первый раз в своей жизни я видела настоящих живых упырей, они оказались ещё страшнее, чем на картинках: белые фосфорицирующие в темноте клыки, горящие красным цветом глаза.
Я заламывала руки, от страха не соображая, что делать. Очевидно, Анук проснулся и, не обнаружив меня рядом, начал искать, а чудовища все время того и ждали, в комнату-то они не могли забраться.
За сём следила мать, улыбалась клыкастой пастью и довольно кивала, наблюдая за боем. Анук из последних сил старался отбиться от чудовищ, но слабел с каждой минутой.
– Малыш! – я кинулась к ребёнку. Мальчик прижался ко мне всем телом, его трясло, а из чёрных глаз-лужиц катились слезы страха и отчаянья. Молодые упыри, не ожидая моего появления, отпрянули в сторону и сбились в кучку.
– Дрянь! – жутким, как завывание, голосом прохрипела взрослая упыриха и кинулась на нас.
В голове пронеслось заклинание щита, нас накрыл энергетический купол, внутри все звуки затихли, он казался просто нагретым воздухом, но стоило одному из упырей дотронуться до оболочки, как его отбросило назад такой силы энергетическим разрядом, что он ударился о стену и, укачивая обожжённую руку, как куклу, горестно завыл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22