— вопрошала она. — Он поймет, что это серьезно, если я пошла на такое ради него, правда ведь?— Конечно, — обычно отвечал я.Я обращался с ней, как с хрустальной вазой. Лично я предполагал, что Беннистер будет зол, как лев, обнаружив, что его молодая жена проплыла через Атлантику с другим мужчиной, но такая правда Анжеле была ни к чему.— Не могу поверить, что он действительно в опасности, — сказала она как-то вечером.— Такое уж у нее свойство, — заметил я. — На Фолклендах опасность тоже казалась нереальной. Впрочем, война всегда нереальна. Все мы прошли специальную подготовку, но о военных действиях никто из нас всерьез и не думал. Господи, какая это была бессмыслица! Лучше не вспоминать. От меня требовалось вести подсчет выпущенных пуль. Вот чему нас учили. Считать патроны и знать, когда надо сменить магазин. А я все посмеивался! Все это казалось нереальным. Я продолжал жать на курок, и вдруг выяснилось, что у меня больше нет патронов, а этот тип с пулеметом уже обходил мой бункер слева, и все, что мне... — Я пожал плечами. — Прости. Я что-то разговорился.Анжела сидела рядом со мной в кубрике.— ...И все, что тебе...— Может, принесешь банку маринованного лука?— Это случилось, когда тебя ранили? — не отставала она.— Да.— И что произошло?Я изобразил удар штыком:— Ничего интересного.Она нахмурилась:— И тогда в тебя выстрелили?— Не сразу. Я был похож на мокрую курицу и не мог повернуть назад, потому что это было уже бессмысленно. Вот я и шел вперед. Кричал, помню, как ненормальный маньяк, хотя, честное слово, совершенно не помню, что именно. Глупо, конечно, но иногда мне хочется знать, что же я кричал тогда.Анжела опять нахмурилась.— А почему ты боишься рассказать это перед камерой?— Не знаю... — Я помолчал. — Если честно, то, может, потому, что я все послал к черту. Я оказался не там, где нужно, я был страшно испуган и думал, что вот-вот на нас нападут эти чертовы аргентинцы. Я ударился в панику, вот и все.— Но в приказе говорится по-другому.— Просто было темно, и никто толком не видел, что происходит.Она неправильно поняла меня:— А сейчас ты жалеешь об этом?— О Господи, нет, конечно!— Нет?— За королеву и Отечество, любовь моя.Не понимая, она уставилась на меня:— Ты говоришь правду?Конечно, я говорил правду, но у меня не было времени распространяться на этот счет, так как солнце село и настало время полюбоваться наступившим вечером. Я взял другой секстант Беннистера со встроенным электронным секундомером и продолжил траекторию звезды до закатного горизонта.На следующий день ветер совсем стих. Днем еще хоть как-то грело, а к вечеру мы уже натянули свитера, замотали шеи шарфами, а сверху надели непромокаемые костюмы. Ночью, отметив наше местонахождение, я позвал Анжелу на палубу, чтобы показать ей переливающееся северное сияние, охватившее все огромное северное небо. Она смотрела как завороженная.— Я думала, северное сияние бывает только зимой.— Круглый год. Иногда его видно и из Лондона.— Нет!— Две или три ночи в году, — сказал я, — но вам, горожанам, видно, не до того. Или оно тонет в море неоновых огней.Огромный, кораллового цвета поток света блеснул и потух в сумерках, а гики «Сикоракс» медленно повернулись. Будь я участником гонок, я бы уже вышел из себя при виде окружающего нас спокойствия. Поверхность моря была абсолютно гладкой и блестела, как полированная сталь. А мы с Анжелой сидели в кубрике и любовались волшебным светом, украшавшим северное небо.— Ты знаешь, что я забыла? — нарушила молчание Анжела.— Что?— Паспорт.Я улыбнулся:— Я скажу канадцам, что украл тебя.Она повернулась так, чтобы можно было опереться о меня. Это был первый интимный жест, который кто-либо из нас допустил за все время пребывания на борту «Сикоракс». Она смотрела на бескрайнее синее небо, усыпанное звездами.— Знаешь, почему я поехала с тобой, Ник?— Скажи.— Я хотела быть рядом. Но дело не в твоей ноге и даже не в Тони — собственно, я до сих пор не уверена, что он в опасности. Я знаю, что должна поверить в это, но у меня почему-то не получается. — Она закурила. — Видишь ли, я очень разозлилась.— Разозлилась?— Когда он сказал про нервы новобрачной. И потому, что он не верил мне. — Она принесла из каюты бутылку ирландского виски и стаканы. — Это и есть бегство в море?— Да, — ответил я. — Так почему ты не воспользуешься случаем и не бросишь курить?— А почему ты не заткнешься? — И я заткнулся. Какое-то время мы сидели молча. Вспышки северного сияния отражались в воде. — Я вышла замуж за Тони от отчаяния, — неожиданно сказала она.— Неужели?— Из-за тебя. — Анжела повернула голову и посмотрела мне в глаза. — Я ведь не должна быть здесь, да?— Мне хотелось, чтобы ты здесь была, — увернулся я от ответа.Она улыбнулась.— Может, я пойду затоплю печку?— Ты хочешь уйти в каюту, когда сам Господь Бог зажег эти огни?— А ты хочешь заниматься любовью в холодной каюте? — поинтересовалась она. Я колебался, и Анжела резко спросила: — Ник?— Но ты же замужем, — неуклюже пробормотал я, сам того не желая, и замер в надежде, что Анжела разобьет все мои жалкие попытки соблюсти приличия.Она в отчаянии закрыла глаза.— Мне холодно и одиноко, я испугана и торчу на этой чертовой яхте только потому, что хотела быть с тобой, а ты корчишь из себя какого-то бойскаута. — В гневе она была прекрасна. — Ты знаешь, когда я последний раз просила мужчину лечь со мной в постель?— Прости меня, — произнес я, чувствуя себя ничтожеством.Анжела сорвала с левой руки кольца и сунула их в карман.— Может, так тебе будет проще?Принципы — это замечательная вещь, особенно когда они полностью растворяются в желании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111