– Если даже и так, то, я думаю, вам хорошо достанется, – сказал король злобно, но тут же знаком остановил возмущенных моей дерзостью придворных, намеревавшихся схватить меня, и взглянул на меня уже с изменившимся выражением. – Итак, вы утверждаете, что эта дама последовала за вами по собственному желанию?
– Да, государь, и она уже вернулась.
– Странно! – пробормотал он. – Вы женились на ней?
– Нет, но непременно женюсь.
– Боже мой! Но ведь Тюрен ее опекун! – возразил он, пораженный моей смелостью.
– Я не отчаиваюсь получить его согласие, государь, – спокойно сказал я.
– Черт побери, да это прямо безумец! – воскликнул Генрих, повернув коня и вытаращив глаза на свою свиту. – Я не знаю более необыкновенной истории.
– И говорящей более в пользу кавалера, нежели дамы, – насмешливо сказал кто-то в толпе.
– Ложь! – воскликнул я, выступив вперед так смело, что и сам себе удивился. – Клянусь, она так же чиста, как сестра вашего величества. Этот человек лжет: я докажу это!
– Вы забываетесь, сударь! – остановил меня король. – Замолчите и помните, что вы не имеете права возвышать голос против тех, кто старше вас. И без того вы достаточно виноваты.
– Но этот человек лжет! – отвечал я настойчиво, вспомнив Крильона и его привычки. – И если он удостоит меня пройтись со мной, я докажу ему это.
– Черт возьми! – повторил Генрих, хмурясь и повторяя свою любимую поговорку. – Замолчите ли вы, сударь, и дадите ли мне время подумать? Или вы желаете быть немедленно арестованным?
– Это было бы проще всего, – вмешался кто-то, и с этими словами какой-то франт выступил вперед и, став подле короля, очень недружелюбно посмотрел на меня. – Мой господин Тюрен ничего другого и не ожидает от вашего величества, – продолжал он горячо. – Надеюсь, вы немедленно отдадите приказ о его аресте, и мы заставим, наконец, этого господина отвечать за свои проделки. Тюрен сегодня возвращается: он должен быть уже здесь. Повторяю, ваше величество: он ничего другого не ждет.
Король продолжал мрачно глядеть на меня, нетерпеливо теребя себя за усы. Между тем кто-то распорядился разогнать народ, чтобы не дать ему возможности слышать мои пререкания с королем; с другой стороны, кучка придворных из любопытства столпилась еще теснее полукругом вокруг нас. Я очутился как раз в середине этого полукруга, прямо против короля, по обеим сторонам которого стояли ля Ну и вновь явившийся господин. Король сердито смотрел на меня. Теперь он уже перестал бояться за себя: сначала он счел мое появление вступлением к дальнейшим разоблачениям, которые могли отвратить от него Тюрена как раз в ту минуту, когда так важно было сохранить взаимное согласие. Может быть, и в поведении моем он усмотрел что-то, как бы взывавшее к его сердцу и великодушию.
– Месье Арамбур! – сказал он наконец. – Если эта девушка возвратилась, то я не вижу причины, для чего нам вмешиваться в это дело, по крайней мере теперь?
– Я думаю, что Тюрен имеет основания думать иначе, ваше величество, – сухо ответил Арамбур.
Король покраснел.
– Тюрен… – начал он.
– Месье Тюрен принес много жертв по требованию вашего величества, – ответил Арамбур значительно. – Он предал забвению немало оскорблений, и действительных, и воображаемых, связанных с этим делом. Этот господин нанес ему жесточайшее оскорбление, и теперь я, от имени моего виконта, прошу вас, нет, требую немедленно арестовать его. Пусть он отвечает за все!
– Я готов отвечать хоть сейчас, – ответил я, оглядываясь кругом, чтобы найти хоть какой-нибудь дружественный взор, и встретив одобрение только во взгляде ля Ну. – Я готов держать ответ перед виконтом или перед кем бы то ни было, кого ему угодно будет выставить за себя.
– Довольно! – воскликнул Генрих тем повелительным тоном, которым он иногда так хорошо умел говорить. – Благодарю вас, месье Арамбур! Тюрен очень счастлив, имея таких друзей. Но этот господин, – продолжал он, указывая на меня, – явился ко мне по своей доброй воле: поэтому я считаю несовместимым с моей честью арестовывать его прямо сейчас, без всякого предупреждения. Даю ему час времени, чтобы выбраться отсюда. Если по истечении этого срока, – добавил король торжественным тоном, – он еще будет здесь, то пусть пеняет на себя самого. Господа, пропустите нас: мы и так уж запоздали!
Я молча выслушал приговор, тщетно стараясь сказать что-либо в свою пользу. Когда король приказал мне посторониться, я молча повиновался и с непокрытой головой глядел на проходивших мимо солдат. Одни из них с любопытством оглядывались на меня, как на человека, о котором им приходилось слышать любопытные вещи; другие смотрели на меня с нескрываемой насмешкой, третьи (меньшинство) бросали на меня мрачные, угрожающие взгляды. Когда все прошли, а за ними скрылись и обозы с прислугой, и я остался один под вопросительными взорами толпы, я также направился к своему Сиду, отвязал поводья и собрался в путь.
Итак, я должен был с горьким разочарованием сознаться, что лопнул блестящий план, созданный мною с мадемуазель в лесу Сен-Ролтье, когда нам казалось, что благодаря долгому нашему отсутствию и великим событиям, все должно было перемениться и нам открывается возможность возвратиться. Все было по-прежнему. Сила оставалась на стороне тех же, что и раньше, если только они не сделались еще сильнее; дружба должна была находиться под вечным страхом. Словом, мы поступили бы гораздо умнее, если бы действовали осторожнее и, следуя добрым советам, ожидали бы, пока королю Наваррскому или господину Рони самим будет угодно вспомнить о нас. Тогда мне не пришлось бы стоять, как теперь в страхе и мучиться мыслью о предстоящей горькой разлуке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147