Сновали взад и вперед рабы, неся своим хозяевам парадные одежды, краски для украшения тела, благовония, теплую воду для утреннего купания. В спешке они сталкивались друг с другом и тихими голосами перебранивались. Время от времени важно шествовал чей-то управляющий, осторожно держа в руках деревянную шкатулку с драгоценностями. Крестьяне доставляли во дворец свежие гирлянды и букеты цветов. С домашних алтарей тоненькими столбиками поднимались в утреннее небо черные дымки курений. Двое вельмож, уже одетые по-праздничному, с гордыми и счастливыми лицами, пронесли бамбуковые рамки, покрытые великолепными перьями кецаля – часть торжественного одеяния повелителя. Кое-кто провожал их завистливыми взглядами.
В одной из комнат верхнего этажа происходила торжественная церемония – владыка Тикаля облачался в праздничное одеяние правителя. Несколько самых знатных и самых доверенных лиц, в том числе и Ах-Меш-Кук, с неослабевающим интересом смотрели на длительную, но всегда волнующую процедуру превращения человека в божество.
После утренней ванны, укрепляющего массажа и растираний благовонными маслами тело повелителя расписали красками, среди которых преобладала красная. Он стоял посреди комнаты, а вокруг суетились рабы и приближенные – участвовать в такой церемонии считалось высоким отличием для любого, как бы знатен он ни был.
Одевание началось с того, что бедра правителя были обернуты широкой повязкой из желтой, расшитой прихотливыми узорами ткани. Один конец ее, свешивавшийся спереди в виде передника, был расшит особенно богато и тщательно: центральную часть рабов. Ножной браслет правителя первого города мира стоил двести сорок человеческих жизней.
За браслетом последовала сандалия – миниатюрное кожаное чудо; ремни ее скрывались за большим красным цветком, искусно сделанным из оленьей кожи. Такая же операция была проделана и над левой ногой, и рабы поспешно отступили назад. Отошел и Ах-Меш-Кук, на которого с завистью смотрел Ах-Печ. «Почему удача всегда сопутствует именно Ах-Меш-Куку?» – с горечью подумал он.
Теперь наступило время украшения торса. Хранитель драгоценностей вынул из ларца и осторожно надел на шею правителя широкий воротник, состоящий из множества рядов нефритовых бус; нижний край его был украшен рядом маленьких головок из нефрита, подвешенных волосами вниз, – опять напоминание о побежденных противниках; каждая из них символизировала снятый с побежденного вождя скальп. Неважно, что нынешний повелитель Тикаля ни разу не участвовал в сражении, – таков был установленный веками обычай.
Хранитель сокровищ принес наконец главные символы власти. Но прежде чем облачиться в них, правитель сам воздал им почести – магическая сила, заключенная в этих предметах, вызывала почтение и суеверный страх даже в его душе.
Первым был небольшой овальной формы диск, на лицевой стороне которого была выгравирована плетенка – символ циновки. Диск этот, укрепленный на длинной ленте, был надет так, что находился на левом боку правителя. Поверх нагрудника одели ожерелье из нефритовых бусин, на груди оно оканчивалось длинной нефритовой же трубкой.
Затем хранитель подал корону – сложное сооружение из деревянной маски божества, нефритовых вставок и пышного пучка драгоценных перьев кецаля. Привычным жестом правитель Тикаля возложил ее на голову, а начальник дневной стражи поспешно завязал под подбородком ленты, придерживавшие корону, чтобы она не накренилась или не соскользнула со священной главы, что считалось плохим предзнаменованием. Ах-Печ, не отрываясь, смотрел на поднесенную корону; вид ее, как всегда, зачаровывал честолюбца.
В специальных петлях пояса на спине правителя были закреплены бамбуковые рамки, унизанные перьями кецаля. Казалось, что он раскрыл большие изумрудные крылья. Сквознячок, проходивший по комнате, играл ими и султаном короны.
Наконец верховный жрец торжественно возложил на руки повелителя главный символ его власти – «великого змея» – деревянную резную доску, оканчивающуюся головами двух божеств. Она обозначала власть над всеми силами неба и земли.
В единодушном славословии придворные и сановники склонились перед повелителем Тикаля. Одевание было окончено.
Хун-Ахау не принимал никакого участия в праздничной суете, потому что по распоряжению Эк-Лоль был освобожден от своих обычных утренних обязанностей. Он не спеша вымылся, с аппетитом поел и уже собирался надеть праздничную одежду, когда появился Цуль.
– Подожди, подожди, – торопливо сказал он, – я прежде тебя раскрашу!
Из небольшой тыквенной чаши старик достал щепотку оранжевой краски, смешанной с кабаньим жиром, и быстро и ловко разрисовал грудь и руки юноши сложным красивым узором. Окончив, он отступил шага на два назад, полюбовался результатами своей работы и удовлетворенно причмокнул губами. После этого Хун-Ахау надел праздничную одежду, что не заняло много времени, так как она состояла лишь из богато расшитой набедренной повязки. Цуль привел в порядок его волосы и укрепил в них пучок ярких перьев – подарок юной владычицы своему новому опахалоносцу, пояснил он, надувшись от важности сообщаемого известия.
Взяв опахало, Хун-Ахау поспешил с Цулем во двор, где уже начали собираться сопровождающие первых лиц Тикаля. Особняком стоял большой оркестр – музыкантов в нем было не меньше сотни. Управляющий царевны поставил юношу позади носилок, которые держали двое крепких рабов. Цуль в сегодняшней процессии, к его большому огорчению, не участвовал. Он отошел в сторону и оттуда время от времени ободряюще кивал головой Хун-Ахау;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72