– Надо остыть. Слишком разыгралось воображение. – Но, с другой стороны, для того чтобы представить, как миссис Палтус душит приятельницу за чаем, требовалось не меньше воображения, чем вообразить, как с преступным блеском в глазах крадется по лестнице темной ночью миссис Эннисмор-Смит!
Когда Эннисмор-Смиты легли в тот вечер спать? Что они делали перед этим? Провели ли они вечер вместе? Чем занималась миссис Эннисмор-Смит после работы вплоть до того времени, как уснула?
«Значит, – отметил про себя Роджер, – необходим еще один разговор с Эннисмор-Смитом, и чем скорее, тем лучше. Если он не замешан в убийстве, разговорить его будет совсем несложно».
Впрочем, одну минуту. Когда Роджер пришел к выводу, что Эннисмор-Смит столь же не способен к убийству, сколь способна к убийству его жена, он ведь не знал, что джентльмен испытывает тяжелые материальные затруднения. Меняет ли это что-нибудь? Может ли человек, в обычных условиях к убийству психологически не предрасположенный, перемениться в условиях необычных? Причем речь не о внезапном убийстве в состоянии ослепления, когда разум испуганно стихает, а тело подчиняется диким инстинктам. На такое, может быть, Эннисмор-Смит и способен, но внезапное убийство не назовешь безупречным преступлением. Чтобы убийство было без сучка без задоринки, его надо тщательно подготовить. Способен ли Эннисмор-Смит замыслить и осуществить столь идеально продуманное преступление, как это, – продуманное до последней детали, до лепешки с отпечатком каблука предполагаемого убийцы? Не стоило даже раздумывать над этими вопросами. Роджер был абсолютно уверен что мистер Эннисмор-Смит, в какой бы угол ни загнала его жизнь, не мог заставить себя совершить подобное: он слишком большой путаник, слишком бестолков для этого.
Еще раз вычеркиваем мистера Эннисмор-Смита из черного списка подозреваемых.
Но все-таки миссис Эннисмор-Смит… В ее отчаянии…
Роджер уселся поудобнее. Просто невозможно не сопоставить то, как хладнокровно, толково, решительно и терпеливо она вела себя в магазине, с тем, как хладнокровно, толково, решительно и терпеливо некто спланировал все преступление. Это мог сделать только человек, способный предвидеть все до мельчайших деталей. Число таких деталей, кстати, в совокупности производит сильное впечатление. Это веревка, царапины на подоконнике, царапины на стене, сдвинутая газовая плита, это погром в квартире, имитирующий лихорадочные поиски! Впрочем, с последним пунктом преступник несколько пережал, учитывая, что сундучок хранился в месте, с которого, по всей очевидности, и следовало начинать поиск, – чем, кстати, можно это психологически объяснить? Женской старательностью? И этого мало, еще – лепешка грязи, окурки и пепел в чулане (тоже, прямо скажем, штрих не очень удачный), свеча, профессиональное пристрастие к работе в перчатках…
Тут вот еще что. Миссис Эннисмор-Смит попала под подозрение методом исключения. Всем остальным обитателям дома в этой сомнительной чести по той или иной причине отказано. Лишь миссис Эннисмор-Смит обладает как умственными, так и физическими способностями, необходимыми для осуществления столь глубоко продуманного преступления. И все-таки до сих пор не было ни малейшей улики, указывающей на то, что убийца – женщина. Сейчас Роджер вспомнил, что такая улика есть: отпечатки пальцев в перчатках. Морсби утверждал, что их размер и изящество – еще один аргумент за Джима Уоткинса, руки которого, как убедился Роджер, действительно отличались миниатюрностью. Но разве величина этих отпечатков не доказывает, что их оставила женщина? Роджер нисколько в этом не сомневался.
Об этом стоило подумать еще. Носит ли преступление еще какие-то следы именно женского участия? Чем еще можно подкрепить эту воображаемую улику против миссис Эннисмор-Смит?
Тщательностью подготовки преступления? Внимание к деталям считается чертой скорее женской, чем мужской, а вся суть этого дела – в деталях: тут нет типично мужских, широких, шикарных жестов. Скорее в атом деле есть что-то кошачье, что-то рыскающее, крадущееся, а не марширующее. Но, кроме кошек, есть и коты, и к тому же коты-ворюги. Нет, ничего более определенного, чем отпечатки пальцев в перчатках, в пользу аргумента об убийце-даме нет. Только ощущение, а Роджер знал, что хорошие детективы просто ощущения в расчет не принимают.
А впрочем, есть. Есть и нечто вполне определенное. Мисс Барнетт была в ночной рубашке. Это почти наверняка означает, что ее посетитель был женского пола.
Ну, это уже кое-что.
Роджер перешел к более материальным свидетельствам.
Материальных свидетельств, однако, было немного. Даже четки, предполагаемое орудие убийства, пока ни к чему не привели. Или привели? Морсби не сказал, выяснили или нет они, откуда четки взялись в квартире, но это не означает, что полиция ничего не нашла. Морсби редко добровольно дает информацию, предпочитая ее на что-то выменивать. Завтра его следует спросить и об этом.
Так, теперь четки…
Но почему четки? Они единодушно решили, что мисс Барнетт принадлежала к римско-католической церкви и что четки – ее. Миссис Палтус, однако, определенно сказала, что католичкой мисс Барнетт не была. Четками, безусловно, пользуются не только римские католики, многие англокатолики тоже. Но миссис Палтус сказала, что у мисс Барнетт вообще не было никаких четок, и Роджер ей верил. Отсюда следовало только одно: четки оставил убийца.
Чем больше Роджер думал об этом, тем значительнее казался ему этот факт. Даже если они не сумеют выяснить, откуда четки, из самого их наличия на месте преступления можно извлечь важный вывод – если, конечно, он сумеет верно сложить головоломку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72