Да и в самом деле, друзья мои, разве жизнь наша мелькает не с той же неуловимой быстротой, как тень вора, крадущегося в ночи? Рука Вулвулы поднялась к застежке у горла, и платье соскользнуло с ее плеч, открыв всеобщему обозрению ее наготу. Королева медленно двинулась по проходу.
Ее тело пробуждало желание: тяжелые, точно налитые соком плоды гуавы, груди, стройные сильные ноги, бедра, широкие, как горловина амфоры, предназначенной для хранения молока или драгоценного масла. Но, чем ближе к помосту она подходила, тем яснее нам становилось, что лето ее жизни миновало и надвигается осень. Груди утратили былую упругость, соски сморщились, точно тронутые морозом яблоки. В движениях бедер начала ощущаться старческая скованность, а тыльные стороны рук уподобились географическим картам с нанесенными на них изображениями рек. А когда она поднималась по ступеням, ведущим к алтарю, мы увидели, что вся нижняя часть ее лица покрыта предательской паутиной морщин, расползающихся от уголков губ.
Королева поднялась на помост, и я почувствовал, как от нее, точно ветер, непрестанно дующий из ледяной бездны ее сердца, исходит сила. Она окинула заполнившую зал толпу взглядом жнеца, осматривающего обширное поле, с которого ему предстоит снять урожай. Зная, что навсегда останется для своих подданных чужой, ощущая невысказанный ужас, гнездящийся в их сердцах, Вулвула понимала, какой опасности подвергается ежечасно, живя среди этих людей, и наслаждалась ею. Этот риск и заботы об управлении империей развлекали и одновременно давали отдых ее обремененному опытом столетий уму. По ее губам блуждала еле заметная улыбка, от которой сразу становилось ясно, что эти уста холодны, как лед, но их поцелуй способен высосать из человека душу и погрузить ее в пламя. Постояв так немного, Королева двинулась к голове алтаря.
Я не оговорился, это была именно голова, так как весь алтарь представлял собой статую, изображавшую стоящего мостиком человека: упираясь ладонями и ступнями в пол, он изгибал спину, глядя в потолок, так что его бедра, живот и грудь образовывали сплошную горизонтальную поверхность. Королева заговорила на никогда не слышанном мною языке. Голос у нее оказался куда мягче, чем я ожидал; глубокий и сильный, он наполнил чашу зала до краев. Продолжая говорить, она подняла руку и указала сначала наверх, потом на алтарь, а затем на пол, себе под ноги, без сомнения, имея в виду катакомбы под основанием дворца. После этого она перешла на язык, понятный всем:
Сыны ваши взросли под властию моей,
Приходит флот, товаром мирным нагружен,
И женам нет нужды бояться упырей.
От алчных глаз чужих ваш жемчуг сбережен.
Ржавеет в ножнах грозный меч войны,
Ведь в королевстве твердый есть закон.
Покой и мир, что людям всем нужны,
Дает вам Королева; так скорей
Ее вы жажду утолить должны.
Возлюбленный ее, прервав Небесный сон,
Придет; и будет голод побежден.
В это мгновение в дверях появился Король. Его несли на плечах двое носильщиков. Он сидел, ссутулившись, его руки и ноги по-прежнему висели плетьми, но наклон головы показывал, что он уже не спит и понимает, что происходит вокруг. Его лоб украшал жертвенный наголовник чеканной бронзы, и, когда его проносили мимо нас, мы заметили, как тревожно бегают глаза Короля под полосой блестящего металла.
Кресло, в котором он сидел, поставили рядом с алтарем. Носильщики, дюжие парни наподобие Барнара, ухватили Короля один за запястья, другой за щиколотки. Королева снова заговорила, и на этот раз в ее голосе звучала настоящая нежность:
Поднимись ко мне, возлюбленный, Королем,
Сойди от меня Богом.
Вечность станет домом твоим,
Живущие в смерти – твоим народом.
Скипетр – тень в руках твоих,
Трепещут духи пред темным троном.
Поднимись ко мне, возлюбленный, Королем,
Сойди от меня Богом.
Когда она умолкла, носильщики подняли Короля с кресла и опустили его на алтарь. Пока его укладывали спиной на грудь статуи, привязывали раздвинутые ноги к ее ногам, а раскинутые в стороны руки крепили к рукам и плечам каменного гиганта, Король не переставал водить головой из стороны в сторону.
И тут мне показалось, что его беспокойный взгляд на мгновение задержался на мне, и Король слабо улыбнулся. Я не настаиваю, что это на самом деле было так, поскольку не вполне уверен, что мне самому все это не приснилось: спертый воздух Палаты, казалось, кишел видениями, липкая тишина мурашками ползала по коже собравшихся. Но, как знать, быть может, он понял, что произошло, и мысль об этом доставляла ему утешение и радость?
Королева опустилась рядом с ним на колени. Ее лицо застыло в напряжении, холод нечеловеческой любви заострил черты, предвкушение удовольствия, казалось, сделало ее моложе. Медленно, точно в ритуальном поклоне, опустила она голову и прильнула губами к той точке его тела, где мускулистая шея перетекала в плечо. И вдруг все услышали ужасающе отчетливый не то хруст, не то всхлип, пальцы Королевы стиснули плечи Короля, а его тело забилось о жертвенный камень с дикой, неудержимой силой, как бьется пронзенный острогой угорь.
Державшие его гиганты-носильщики застонали от напряжения, но голова Королевы продолжала подниматься и опускаться вместе с телом юноши, ни на секунду не отрываясь, точно составляла с ним единое целое. Он колотился о камень, точно выброшенный на берег дельфин, но движения его становились все медленнее, словно он погружался в вызванный нехваткой воздуха сон, пока не сошли на нет, а Королева, вонзив ногти ему в плечи, по-прежнему самозабвенно, как одуревшая от крови ласка, терлась о его шею лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19