Но я уверен, что это кто-то другой. Однако же этого не может быть.— Не могу сказать, что знаю его. Как ты сказал, с кем он был? — спросил Эохайд.— Он сидел среди людей, которые пришли из самого дальнего туата, того, что на берегу.— Это, должно быть, Уа Каннанайн. — Мы с Эохайдом стояли в медовой палате краннога, ожидая, когда можно будет сказать должные слова прощания королю. Эохайд обратился к управляющему короля. — Ты знаешь человека по имени Ар дал?¦ — Только наслышан о его славе, — ответил тот. — Человек он весьма немногословный. И не удивительно. Он был едва жив, когда его выбросило на берег, и полагали, что он уже никогда не очнется. Но в доме короля его выходили, он поправился и стал там слугой. Потом оказалось, что он владеет оружием столь искусно, что в конце концов он стал воином короля. Это настоящая удача для того, кто был fuidir cinad о muir. Я никогда раньше не слышал этой фразы. Fuidir — это человек, полусвободный или выкупленный, a cinad о muir — это «преступление моря». Я хотел было спросить управляющего, что он имеет в виду, когда тот добавил:— Если желаешь повидаться с Ардалом, тебе придется подождать до будущего года. Сегодня рано утром большая часть Уа Каннанайн отправились в обратный путь, в свой туат.Эохайд взглянул на меня.— Почему ты думаешь, что знал этого Ардала раньше?— Он и его друг, кузнец по имени Тюркир, были моими первыми наставниками в исконной вере, — ответил я, — но я полагал, что он умер.— Он вполне мог умереть, — заметил Эохайд. — Сейчас время Самайна, когда завеса между живыми и мертвыми истончается, и те, кто уже не с нами, легко могут пройти через эту завесу. То, что ты видел, мог быть твой друг, который ненадолго вернулся в этот мир.— Однако управляющий сказал, что он живет в этой стране уже несколько лет, а не только в это время года.— Тогда, может быть, ты вообразил своего друга в виде этого Ардала. Это вроде бы подходящее имя для воина ри. Оно означает «медвежья храбрость».Берсерк, подумал я — или его нарекли так по ожерелью из медвежьих когтей? И эта мысль отвлекла меня от вопроса, что имел в виду управляющий, произнеся слова fuidir cinad о muir. Я так и не разрешил тайну Ардала. По дороге на следующее празднование Самайна я заболел. У меня разыгралась лихорадка с ознобом, которую, верно, я заработал, слишком долго просидев в сырости в лесном убежище Эохайда в то необычайно, даже по ирландским меркам, сырое лето. Эохайд оставил меня на попечение в странноприимном доме, жена содержателя которого выхаживала меня по оставленной Эохайдом прописи — давая мне сельдерей, один сельдерей, как в сыром виде, так и в отваре. Лечение помогло, но надолго вызвало у меня отвращение к этому волокнистому овощу. ГЛАВА 21 Мне шел девятнадцатый год, и жизнь в обществе живущего в лесу законника не предоставляла мне возможности для общения с другим полом. Великое мое горе, Орлайт, оставило во мне шрам, и я часто думал, что с нею сталось. Чувство вины за то, что произошло, заставляло меня вопрошать себя, сумею ли я когда-либо иметь отношения с женщиной, а отношение Эохайда к женщинам только усугубляло мое смятение.Эохайд считал, что женщинам свойственны их собственные особые законы. Однажды две женщины предстали перед ним по тяжбе после того, как одна пырнула другую кухонным ножом, нанеся глубокую рану. Обе они были женами второстепенного короля, который осуществил свое право иметь не одну жену. Когда обе женщины предстали перед Эохайдом, было засвидетельствовано, что раненая была первой женой и что она начала драку. Она напала на новую жену через несколько дней после того, как ее муж женился вторично.— Через сколько дней? — спокойно спросил Эохайд.— Через два после того, как новая и более молодая жена вошла в дом, — последовал ответ.— В таком случае вина делится поровну, — объявил законник. — Обычай говорит, что первая жена имеет право нанести ранение новой, если оно не смертельно и нанесено в первые три дня. Равно вторая жена имеет право отомстить, но она должна ограничиться нанесением ран ногтями, вырыванием волос или словесным поношением.Словесное поношение по исконным законам считалось столь же серьезным преступлением, как и нападение с оружием из металла или дерева.— Слово, — сказал мне однажды Эохайд, — может быть смертоносным. Язык бывает острее самого острого клинка. Умным, ранящим прозвищем можно причинить больше вреда врагу, чем если сжечь его дом и погубить урожай. — Потом он привел целый набор поносных словес, начиная с колдовских, произнесенных тайком, до нещадно осмеивающих, и завершил ругательствами и оскорблениями, которые сами собой вылетают в ссоре. Каждое и всякое такое слово имеет свою цену, когда дело доходит до суда.— Может статься, монахи втолковывали тебе, что друиды пользуются колдовством и проклятиями, — сказал он по другому поводу, — но они спутали это с силой языка. Друид, который стремится стать fili ollam, владыкой слов, стремится к высочайшему и наитруднейшему постижению ради того, чтобы использовать слова для хвалы и поэзии, иронии и насмешки.То был день, когда он поведал мне о своей монашеской жизни. Вернувшись из похода, мы сидели на бревне перед его лесной хижиной — ловили сетью рыбу в ручье, — как вдруг черный дрозд во все горло пропел свою песнь где-то в кустах. Эохайд откинулся назад, закрыл на мгновение глаза, слушая голос дрозда, а потом произнес стихи:
Мою келью среди чащи чаще посещает Бог, справа — ясень, орех — слева, третье древо — мой порог.Хоть мала, но и обширна — мирно жизнь в лесу течет, ветки заменяют крышу, слышу — черный дрозд поет.
Он замолчал, открыл глаза и посмотрел на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109