А потом разнообразные хозяева сдавали (ха-ха) остатки его очарования, пока дом не скатился до внешнего круга ада.
Район относился к «смешанным», мягко выражаясь, кварталам, в равной степени населенным студентами, бедными азиатами и безработными. Если в доме не живет семья, то обитает группа «друзей» – и, уж поверьте мне, совсем не такая, как в комедийном сериале янки Имеется в виду американский комедийный сериал «Друзья» («Friends», 1994 – 2004) – бесконечная история жизни шестерых друзей на Манхэттене.

. Из них один назначается главным (для всех остальных он «Гитлер»). инанег0 возлагается ответственность за сбор жалкой квартплаты и передачу ее владельцу. В этом доме, за неимением вариантов, таким жильцом являлась Джейми, а ее последний парень, Энди, съебал с деньгами за квартиру и всем, что было ценного в доме. И теперь Брунел-стрит, 166, стал моим новым жилищем. Слышали бы вы, как рыдала моя мама. Настоящий Ниагарский водопад.
Пытаясь изобразить бодрость – типа, мне на все плевать, – я выпрыгнула из машины, помахала маме с папой и позвонила в дверь. Тишина. Тогда я постучала. Снова тишина – только глухой стук кулака, который все больше стискивался. Я ударила сильнее. Пауза, потом раздалось подозрительное шарканье. Затем трогательное покашливание. Дверь приоткрылась на цепочку, и в щелке появился осколок бледного лица и большой светло-карий глаз.
– Э, привет! – изображая дружелюбие, пропела я. – Джейми дома? То есть она здесь живет, верно? Это дом 166?
– Да, дорогуша, да, да и еще раз да, – хрипло заверило меня лицо. – Лили, чердак, новая постоялица, добро пожаловать. Сейчас открою дверь, куколка, и впущу тебя… Ой, я Моджо. Тоже тут снимаю.
Дверь распахнулась, задрав заплесневелый коврик, и я впервые увидела Моджо. Я не смела обернуться – выражения лиц родителей вполне могли бы превратить меня в соляной столб. Ко мне протянулась тонкая рука с миндалевидными ногтями, выкрашенными темно-красным лаком. Я сгребла ее своей толстой коричневой лапой – связка длинных палочек, обернутая шелком цвета слоновой кости, – и застыла. Я не столько пожала эту руку, сколько просто ее подержала. Роскошная, но растрепанная грива Моджо спускалась волной, прикрывая один глаз с тяжелым веком, и падала ему на плечи. Да, Мод-жо – парень. Ну, почти. Очень убедительный трансвестит – только вблизи различались слабые намеки на мужественность, еще державшиеся в его длинном худом теле. На нем красовалось древнее атласное кимоно и розовые бархатные тапки. Я помолилась, чтобы мои родители остались при первом впечатлении – пока я мягко не поведаю им правду. Пусть лучше думают, что я живу с проституткой, чем с трансвеститом.
Пыхтя из-под седеющих усов, словно морж, папа вынес из машины коробки и сумки, а я оттащила рюкзак и громадный саквояж в коридор. Мама дрожащими руками разгрузила пакеты с едой и полуфабрикатными замороженными булочками. Я, сказать по правде, сомневалась в наличии кухни – о холодильнике не говоря. Впрочем, родителям хватило впечатлений от коридора. Дом их явно не поразил. Я не стала просить Моджо нам помочь. Это неуместно. Как просить у Папы Римского презерватив. Моджо просто был – в буддистском смысле. Наконец вещи перенесли. Я поцеловала моих дорогих (да, да, понимаю, но что тут говорить?) – «пока-пока», получила огромный фруктовый пирог в фольге, политый мамиными слезами, и храбро помахала им вслед. Они удалились – словно парочка из «Когда дует ветер» Реймонда Бриггса, а я осталась – Фунгус «Когда дует ветер» (1982); «Бука – Фун гус» (1977) – детские книжки, написанные и проиллюстрированные Реймондом Бриггсом.

в женском варианте.
Развернувшись к Моджо, вынырнувшему из грязного дверного проема, я поинтересовалась:
– Так Джейми дома?
– Нет, дорогуша, нет. Ускакала по магазинам, но это ненадолго. Давай пока выпьем чаю и поболтаем обо мне.
Мы плюхнулись на необъятный полуразвалившийся диван, подняв тучу пыли, – пружины сказали «блимм». Усевшись в позу а-ля Марлен Дитрих Марлен Дитрих (1901 – 1992) – известная немецкая, а потом американская актриса.

на грязные бледно-желтые подушки, Моджо принялся грузить меня историей своей жизни. В какой-то момент я все-таки приготовила чай в жуткой кухне (к несчастью, она существовала), ибо с Моджо дух бодр, плоти же пофиг. Мы пили черный чай – он внушал больше доверия.
Моджо, урожденный Мухаммед Икбал, двадцати пяти лет, оказался лишенным наследства сыном Джаханзаба Икбала, выдающегося местного адвоката. Я поразилась: семейство Икбалов – столпы нашего почтенного общества. О мистере Икбале-старшем говорил весь Брэдфорд: выбился на самый верх – западных взглядов, современный, большая шишка в местном совете и вечно на страницах «Телеграф энд Аргус» с разнообразными заезжими знаменитостями. Его жену Шахин, само воплощение изысканности, временами видят на приемах в платьях невыразимой элегантности, ее лицо в обрамлении небрежно струящегося шифона дупатты Национальный индийский шарф-накидка.

напоминает роскошную орхидею. После ее появлений в свете брэдфордские девицы пулей несутся в магазины «Бомбей» в поисках копии ее преступно дорогого шальвар-камиза Национальная индийская одежда – нижние брюки (шальвары) и платье (камиз).

новейшего покроя.
Мистер Икбал – низкий и коренастый мужчина, симпатичный, влиятельный и помешанный на себе. Его брак с шикарной, благородной Шахин – вроде бы династический союз. Не угадали. Моджо сказал, родители души друг в друге не чают. И обожали своего драгоценного мальчика, пока однажды не вернулись домой с очередного многонационального местного торжества и не увидели, как Моджо, врубив на всю катушку Нусрата Фатеха Али Хана Нусрат Фатех Али Хан (ум.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71